Таковы были партийные будни — любая моська из обкомовской псарни могла запросто облаять слона и за это ей не пинок под зад, а поощрение за усердную службу. То есть что я хочу сказать: ностальгировать по советскому прошлому сегодня, конечно, модно, только каждый выколупывает из памяти почему-то один изюм, а источенную червями булку оставляет за ненадобностью в помойке.

Будет людям счастье, будет на века,

У советской власти длинная рука,

— пели мы в славные времена студенчества.

Рука у советской власти была не только длинная, но и тяжелая. Промахивалась, бывало, а то ударяла вскользь, но если уж попадала, то последствия оказывались серьезными. Книги приравнивались к тротилу, книжник был диверсантом, вроде тех, что отравляли колодцы бактериями азиатской холеры в рассказе «Стакан воды» из «Приключений майора Пронина».

Вот еще одна иллюстрация к теме «Ностальгия по прошлому».

Пояснения к документу мои.

«СССР

КОМИТЕТ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ

Управление КГБ при Совете Министров СССР по Ленинградской области

ПРОТОКОЛ ОБЫСКА

1 марта 1978 г.

Гор. Ленинград

Старший следователь Следотдела Управления КГБ при СМ СССР по Ленинградской области ст. лейтенант Гордеев совместно с оперативными сотрудниками: ст. лейтенантом Добродубом, лейтенантом Белозеровым и следователем-стажером Рыжковым по поручению нач. отделения Следотдела УКГБЛО м-ра Савельева на основании постановления о производстве обыска от 1 марта 1978 г. с соблюдением ст. ст. 169-171, 176-177 УПК РСФСР, произвел обыск в квартире Етоева Александра Васильевича по адресу: гор. Ленинград, ул. Седова, д. 21, кв. 11.

При обыске присутствовали: Етоев Александр Васильевич и понятые: Побегалов Евгений Серафимович, прож.: Ленинград, наб. Фонтанки, д. 64, кв. 19 и Дмитриев Алексей Николаевич, прож. Ленинград, ул. Рентгена, д. 10, кв. 718…».

В классическом варианте понятых обычно берут на месте: это или дворник, или сосед; нет, наверное, не «или», а «и». В моем случае понятые ждали у двери дома, то есть их предупредили заранее, чтобы ровно во столько-то они были возле нужной парадной, дожидаясь черной гэбэшной «волги».

Итак, «при обыске присутствовали…».

Далее: «Перед началом обыска в соответствии с требованиями ст. 170 УПК РСФСР Етоеву А.В. предъявлено постановление о производстве обыска от 1 марта 1978 г. и предложено добровольно выдать: предметы и документы, имеющие значение для уголовного дела, включая “самиздатовскую” литературу, на что он, Етоев А.В., заявил, что в его квартире имеется “самиздатовская” литература и после этого добровольно выдал следующие издания…».

Насчет «добровольно» — это и вправду так. Самиздат у меня лежал на самых видных местах в комнате, поэтому заявлять, что мы, мол, не местные и ничего такого у нас, бедных, отродясь не водилось, было бы просто глупо.

А вот список обнаруженной и изъятой литературы, выбранные места:

«1. Документ, размноженный электроспособом, на 35 листах под названием “Сказка о тройке” — из сумки, с которой Етоев А. В. был доставлен с работы на обыск.

2. Два тома (1-й том на 337 страницах; второй — со стр. 339 по 651-ю), размноженные электроспособом, под названием: Марина Цветаева “Неизданные письма”.

3. Книга, размноженная электроспособом, под названием: Бенедикт Лившиц “Кротонский полдень”.

4. Книга, размноженная электроспособом, под названием: Борис Пильняк “Повесть непогашенной луны”...»

И так далее, всего 62 позиции.

Самым страшным сочинением, обнаруженным и изъятым по ходу обыска, была книга Леонарда Шапиро «Коммунистическая партия Советского Союза». Старший следователь Гордеев как увидел ее, так чуть не обосрался от счастья. «Ну, все, Александр Васильевич, — так, кажется, сказал он. — Это уже грозит вам тюремным сроком».

От тюрьмы меня сохранил Господь. Единственное, чего я лишился, кроме изъятой и так и не возвращенной литературы, это работы в закрытом учреждении, куда меня распределили после окончания ВУЗа. Но это оказалось на благо: я устроился уборщиком в Эрмитаж, надышался музейной пылью и теперь, встречаясь с друзьями, пью сперва «за масло парижских картин», и уж потом, по русской традиции, за родину, за Сталина и так далее.

Кстати, литераторы в пушкинскую эпоху на званых обедах провозглашали первый тост «за здравие государя императора, сочинителя прекрасной книги “ Устав цензуры»”». В скобках я цитирую подлинные слова современника об обеде у книгопродавца А.Ф. Смирдина 19 февраля 1832 года, курсив, естественно, мой.

Таким хитроумным способом я перебрасываю досточку с одной болотной кочки на другую — цензурную. Болото то же.

«“У цензуры появились некоторые вопросы… Ты сходи к цензору сам… Это очень умная женщина…” — Совет редактор дал не подумав: в Советском Союзе цензуры не было. И цензоров, понятно, как таковых, не существовало...».