— Ваше новое задание — свидетельство особого доверия. И уже хотя бы потому вы должны держать себя в рамках.

— Я? Почему?

— Вы не должны стремиться во всем заменить Ярослава Ленка, — продолжал я свои безжалостные поучения, — и мне хотелось бы, чтобы вы об этом постоянно помнили. Надеюсь, вы понимаете меня? У вас неплохие способности, и вы можете стать исключительно полезным сотрудником, но следите, чтобы вас не подвела какая-нибудь ваша слабость.

Я и вправду думал, что сейчас самое время подвергнуть Карличека этому испытанию огнем.

В одном из сообщений сотрудника нашей группы Лоубала говорилось о двух мужчинах, которые за минуту до взрыва увидели из вагона поезда молодую девушку в пестром платье. Она ехала на велосипеде по тропинке через поле к железной дороге. Вполне вероятно, что это было на 286-м километре. Один из пассажиров утверждал, что велосипедистка была метрах в пятидесяти, другой считал, что метрах в двадцати от полотна. Оба откровенно признались, что девушка привлекла их внимание. Они припоминали густой кустарник у насыпи, на миг скрывший девушку. В кустарнике, как и вообще вокруг, они никого не видели.

Третьим лицом, тоже заметившим кое-что, был машинист. Он ожидал сигнала стрелочника и смотрел направо по ходу поезда. Из паровозной будки он увидел человека, лежащего в поле так, чтобы видеть поезд. Его голова была покрыта темной круглой шляпой. Совпадало не только место, где угрозыск обнаружил примятую пшеницу, но и описание усталого туриста, переночевавшего в деревенской гостинице. Во всяком случае, костюм этого туриста свидетельствовал, что ему пришлось лежать в поле, и турист этот действительно был в темно-зеленой круглой шляпе.

Благодаря этим настойчивым розыскам было доказано лишь одно: девушку застрелили тогда, когда поезд уже прошел 286-й километр, а не раньше.

Довольно скудные результаты примененной на практике теории о психологическом барьере сознания нисколько не обескуражили Карличека.

— Еще не все сообщения получены, — заметил он, — возможно обнаружатся какие-нибудь новые факты.

— Было бы очень кстати, — сказал я.

Потом я спросил его, вернул ли он сережки в магазин. Он ответил, что пока нет.

— Так верните их, эти сережки нам ничего не дадут. Возможно, купюра попала в магазин из вторых, а то и из третьих рук. А может, это вообще был пробный шар и кое-кто просто выжидал, чем все кончится. И теперь уже знает, что поймал нас на крючок.

Разумеется, надо было попытаться установить личность владельца купюры, а банковский служащий поступил неразумно, подняв тревогу. Будинский, правда, потом его оправдывал, дескать, банк не имеет права принимать неплатежеспособные деньги. А нас это заставило в свою очередь действовать в открытую в ювелирном магазине.

Все эти обстоятельства только усиливали мое желание как можно скорее встретиться с Ярославом Ленком. В больнице мне пообещали, что это произойдет через неделю. Но вместе с тем сказали, что при первой беседе я могу задавать лишь такие вопросы, на которые пациент сможет отвечать без волнения и без большого душевного напряжения. Невесте разрешили его посетить не раньше чем месяца через полтора.

Если Ленк стал жертвой преступления, то совершенно невероятно, чтобы он не заметил какой-либо подозрительной мелочи.

И мой доклад министерству финансов, естественно, вызвал тревогу и беспокойство, когда я написал, что вразрез с нашей прежней версией серия «C-L» не была уничтожена полностью.

Наш сотрудник Трепинский, проделавший геркулесову работу по опросу пассажиров поезда № 2316, почти закончил ее.

Прежде всего он подчеркнул, что все попытки сохранить в тайне пребывание Ярослава Ленка в больнице — курам на смех (хотя сам при этом даже не улыбнулся). В местной больнице, куда доставили Ленка с железной дороги и откуда потом отправили самолетом в Прагу, народу было тьма-тьмущая. Все выспрашивали подробности о почтовом вагоне. Приказ о неразглашении сведений о взрыве пришел позже, да к тому же не был доведен до сведения всех, кому нужно было это знать.

Трепинский привел ко мне сотрудника своей группы, и тот сообщил мне интересные подробности.

— Я побывал у двух пожилых женщин, переживших это железнодорожное происшествие. Филиппина Грахова, вдова судьи, и Йозефа Небушилова, врач. Они стали расспрашивать меня о военном из почтового вагона и попросили разрешить им с помощью пражского бюро услуг отправить ему цветы. Им хорошо известно, где он, от знакомых, работающих в местной больнице. Обе женщины весьма чувствительные, я бы даже сказал, сентиментальные особы и поэтому проявили такой интерес к судьбе старшего лейтенанта Ленка. Но эту заинтересованность в судьбе Ленка подогрел в них недавно какой-то незнакомый, но довольно бойкий тип, пожелавший купить у старушек попугая.