Шрифт:
Я довольно легко завел разговор с Ярославом Ленком об этих общих сбережениях. Тут внезапно Ленк заволновался. Я уже мог позволить ему немного поволноваться.
— Так, значит, вы об этом знаете?
— Знаю даже то, о чем вы и не догадываетесь, — ответил я как можно небрежнее. — Во время вашего отсутствия некто положил на вашу книжку три тысячи крон.
— Что? — переспросил он с каким-то непонятным мне выражением лица, и его руки, лежавшие на одеяле, нервно задвигались.
— Что с ней? Вы предъявили ей улики? Но я не мог поступить иначе. Она упала передо мной на колени.
Мне пришлось сделать умное лицо.
— Вы хотите об этом рассказать?
— Должен, — сказал он и, опустив голову на высокие подушки, устремил взгляд в потолок. На лоб его набежали тревожные морщинки.
И я услышал от него следующее.
Однажды вечером к нему явилась убиравшая его квартиру привратница, к которой он испытывал большую благодарность, и, упав на колени, призналась, что в порыве отчаяния она без его ведома сняла с его книжки сорок тысяч крон. Этой суммы не хватало ее сыну, работавшему кассиром. Он, по ее словам, при выплате пенсий каким-то образом просчитался. Произошло это как раз перед ревизией, вот мать и спасла его с помощью денег Ярослава Ленка.
Ленк рассердился, но, когда перед ним со слезами на глазах, скрестив умоляюще руки, застыли в скорбной позе все трое — отец, мать и сын, — он не выдержал и разрешил считать снятые с книжки сорок тысяч просто долгом.
— Очевидно, трехтысячный вклад от первого июля — первый их взнос, — сказал Ленк, — но мне не нравится способ, каким это сделано. Я готов признать, что у них были добрые намерения, но, так как сейчас я сам не могу с ними поговорить, передайте этой женщине, что она поступила неправильно, и отберите у нее ключи от моей квартиры.
— Конечно, я могу это сделать, — ответил я, — но, откровенно говоря, ваше поведение в этом деле мне не слишком нравится.
Ленк со смущенным видом разглядывал что-то на одеяле.
— Вы знаете, как много сделала эта женщина для моей матери, — сказал он наконец нерешительно.
— Но вы оказались на редкость чувствительным.
В этот день я злился на Ленка: ведь по его вине мы еще больше запутались в том лабиринте, из которого нам трудно было выбраться и без сберегательной книжки Ленка. Правильность операции с этими сорока тысячами расследовалась. И никто не мог нам толком объяснить, как случилось, что с одного счета сорок тысяч чудом исчезли, а на другом чудом появились.
Ленк начал опасаться, что его могут обвинить в соучастии. Он был виноват вдвойне. Как сотрудник органов безопасности, он обязан был сообщить об этом происшествии. Но тут как нарочно он получил приказ немедленно прибыть в двенадцать часов дня в Национальный банк. Хотя ему было приказано быть при оружии, он решил, что это связано с денежными махинациями сына привратницы. Вот почему он был так взволнован, когда пришел извиниться перед Геленой Дворской,
Явившись в банк, Ленк понял, что речь идет совсем о другом, и его сразу оставили плохие предчувствия, вернулось душевное спокойствие. Когда на его глазах пересчитывали тысячекронные купюры, он думал о своем, о том, как ему поступить в этой истории со сберкнижкой. Я спросил его:
— Об этом вы и думали в поезде?
— Конечно, — ответил он, — наше однообразное путешествие было словно нарочно создано для этого. И перед взрывом, глядя в окно, я обдумывал, что предпринять. И я хотел…
— Все это сейчас неважно, — прервал я его. — Вы допускаете, что подобные мысли могли отвлечь ваше внимание?
— Что вы! — отрицал он. — Ведь моя задача была до смешного проста.
— А не могли бы вы, задумавшись, просто не заметить девушки на велосипеде?
— Едва ли. Я смотрел в окно и сразу бы…
— Ну ладно. Это мы уже обсудили.
История со сберегательной книжкой Ленка меня и в самом деле огорчала. Курьезная ситуация! В практике, правда, бывают случаи, когда интересы преступников перекрещиваются еще с чьими-то интересами и создают тем самым видимость неразрешимой загадки. А в нашем случае и без этой сберегательной книжки легко было свернуть на ложный путь.
Я просил вызвать ко мне эту добрую пани привратницу, чтобы немного проучить ее.
— Как вы могли так поступить? — строго выговаривал я ей. — Вы, что, чересчур наивны? Надеюсь, вы не забыли, что старший лейтенант Ленк не слишком обрадовался, когда вы самовольно сняли с его книжки деньги, но эти положенные вами вновь три тысячи совсем вывели его из себя.
Она никак не могла понять, в чем ее вина. Только таращила глаза и, заикаясь, твердила, что они все работают не покладая рук, сэкономили еще четыре тысячи и она уже собиралась положить их на книжку Ленка.
— Да только посмейте! — прикрикнул я на нее. — Вы совершите еще одно преступление. Откройте свою собственную книжку и кладите на нее деньги. Вам даже будут идти проценты. Как могли ваш муж и сын позволить вам взламывать стол в чужой квартире?