Шрифт:
– Все-таки, что между вами было?
– А?
– он отвлек меня от раздумий. Что ж тебе неймется! Похоже, Соболев слишком много для него значит.
– Да ничего не было, танцевала как-то для него, пока ученицей была, ему понравилось, в младшие жены звал, отказалась...
– Ничего себе...
– Твоя очередь. Что значит 'ничего себе'?
Грюнд инстинктивно огляделся.
– Совсем молодым он влюбился в младшую Шур, очень красивая девочка была, ангелоподобная, но улетела на задание и не вернулась. С тех пор он не любит нежных блондинок и смотрит только на гейш.
– Да, - мне вспомнились уговоры Соболева, - дела...
– Дела...
– согласился Грюнд, серьезно и как-то строго взглянув на меня.
– И каково это - держать в руках чью-то жизнь и быть кому-то полновластным хозяином?
Я опешила, но потом поняла, что это он о Даниэле.
– Это страшно.
Я отвернулась от Грюнда, вот гадина, все настроение испортил. Резануло чувство вины: мы празднуем, а виновник торжества...
– Страшно?
– удивленно спросил Грюнд.
– А ты считаешь, что я должна пыжиться от собственной значимости и превосходства?
– зло ответила я.
– Нет. Прости. Ты странная девушка.
– На себя посмотри! Не переживай, я буду заботиться о нем...
Он молча кивнул. И тут меня накрыло, разрозненные факты и предположения помимо моей воли собрались в единую картину, я попыталась отогнать получившийся вывод, не нужны мне чужие тайны. Грюнд все это время всматривался в меня. Я отвернулась.
– Умная...
– Дурак!
– ой, зря это я.
– Дурак, - согласился он. Кляня себя за ненужное любопытство, спросила одними губами:
– Знает?
– Догадывается, - тем же способом ответил Грюнд, и мы молча уставились в ночь. Отец прав, я генератор проблем, и в первую очередь для себя, ну зачем мне личная жизнь некст Грюндера и его отношения с Соболевым?
– А что у тебя с тем ректором с Дезерт?
– Любопытство кошку сгубило.
– У нее девять жизней.
– Ты свои девять еще в флаере исчерпал.
Он рассмеялся, а потом серьезно сказал.
– Ответь мне, чтобы не спрашивали другие.
– Первая любовь...
– Да? Я думал ,первая любовь - это тот донжан.
– Тот донжан - друг детства, - горько сказала я. Слезы полились из глаз, я внезапно осознала, какая пропасть между мной теперешней и той, что принимала Эфенди и Алекса перед отлетом на Дезерт, никогда мне не стать прежней беззаботной, самоуверенной девчонкой. Детство кончилось.
– Прости меня. Прости дурака.
– Я отмахнулась, не в силах остановить слезы. Платка ни у меня, ни у него не было, он вытащил насколько можно широкий рукав рубашки из армкамзола и стал им вытирать слезы, приобняв меня.
– Грюндер!
Синоби... Судьба, за что?
– У вас есть платок?
– совершенно спокойно спросил Грюнд. Синоби подошел, увидел меня в слезах, молча достал платок и подал мне. Я взяла, раскрыла и, уткнувшись в него лицом, отошла на пару шагов. Никого не хочу видеть, никого не хочу слышать.
– Что, 'врата' тебя побери, тут произошло?
– прошипел Синоби.
– Ничего, - вместо Грюндера ответила я.
– Просто эмоциональный откат после всего. Оставьте меня, я скоро вернусь в зал.
Хвала Судьбе, они послушались. Я успокоилась, но возвращаться в зал уже не хотелось, веселье улетучилось. Кто-то шел под балконом...
– Ну же, Исент, - услышала я жаркий шепот леди Шур, - или у тебя встает только на ровесниц дочери?
Вот тварь, еще слово, и я с балкона прокричу, что о ней думаю.
– Криста, ты опять меня вгоняешь в краску, - раздался чуть ироничный голос отца.
– Но мне завтра улетать рано утром, и ты знаешь об этом. Я хочу дойти до корабля, а не доковылять.
– Стареешь, раньше тебя ранний подъем не остановил бы, и ты не бросался на молоденьких.
– Зато ты все такая же, - опять легкая ирония.
– Спокойной ночи, Криста.
И раздались удаляющиеся шаги.
– Тварь... С яйцами...
– задумчиво сказала Шур.