Надежды на нее не было никакой.

“Господи боже, спаси, сохрани и помилуй меня, грешную. Не дай пропасть, господи!..”

Да что такое она выдумала?! Что ей в голову взбрело?! По-одумаешь, свет погас! Пробки вылетели! Сейчас придет пьяненький добродушный монтер по имени дядя Коля, починит пробки, и снова будет свет.

Капельница, за которую судорожно цеплялась Маруся, тряслась все сильнее.

Крысиный шорох, короткое царапанье, щелчок ручки. Близко. Совсем близко.

Сколько же дверей в этом коридоре? Как скверно, что она была без сознания, когда ее сюда привезли!

Если она сейчас же, в эту самую секунду не сообразит, что делать, сознание ей будет ни к чему.

Железная спинка кровати, за которую она ухватилась, пытаясь приладиться к непослушным ногам, была холодной и реальной.

Вот окно, в окне уличный свет. Будь проклят этот свет, он выдаст ее, даже если она умудрится куда-нибудь спрятаться. Куда? Под кровать? Она высокая и узкая, под ней все видно, под ней тоже лежит кусок этого проклятого света. Больше прятаться было негде, разве что в розетке.

Марусю начало подташнивать, и холодная спинка кровати больше не помогала.

Следующая дверь скорее всего ее.

Дверь.

Куда она открывается, наружу или внутрь? Когда заходит сестра, звякая своими пыточными коробками, она тянет дверь на себя. На себя.

Маруся отдала бы сейчас все на свете, только бы вошла эта самая сестра!

Если добраться до стены и прижаться к ней как можно плотнее, вжаться в самую штукатурку, в ледяной бесчувственный бетон, может быть… Может быть, он увидит ее не сразу, и у нее будет секунда. На что?!!

Ждать дольше было нельзя. Маруся отцепилась от изголовья кровати и налегла на капельницу.

“Держись! — попросила она ее. — Не сломайся!” Подтянув ноги, она подвинула капельницу на шаг вперед и, ухватив руками поудобнее, шагнула еще раз. До стены было далеко, как до Балтийского моря. Ну еще шажок, еще один, только один шажок!.. Снова шорох, и непонятно, то ли это ее капельница шуршит по полу, то ли там, в коридоре, кто-то подбирается все ближе и ближе.

И еще шаг, и нельзя громко дышать, а тихо дышать невозможно, и по животу льется кровь. Маруся никогда не думала, что она такая горячая. Как кипяток.

Федор любит очень горячий чай. Он всегда основательно усаживается пить чай, слизывает крупные сахаринки с ванильных сухарей и любовно осматривает запасы — стаканчик вишневого йогурта и бутерброд с розовой докторской колбасой. Он любит докторскую колбасу и свежий черный хлеб.

Стена приблизилась, до нее можно было достать рукой. Маруся отцепилась от капельницы и прижалась лбом к холодной и гладкой масляной краске. Она добралась. И что дальше? Скосив глаза, она посмотрела на дверь. Ручка чуть-чуть шевельнулась, как будто тот, кто стоял за дверью, проверял, не заперто ли.

Добежать до людей она не сумеет. Как только она себя обнаружит, он ее убьет.

“Господи, помоги мне!.. Помоги мне сейчас, господи, и я больше ни о чем тебя не попрошу!..”

Дверь стала открываться, медленно и неохотно, из проема текла могильная коридорная чернота, и в этом медленном движении был сосредоточен весь ужас, который только есть на свете.

Ей ничего не кажется. Это на самом деле происходит с ней.

Капельница стояла прямо перед ней. Хромированная нога и несколько щупальцев.

Дверь открывалась все шире.

Осталась последняя возможность.

Вцепившись в металл, Маруся ждала. Ошибиться было нельзя.

Дверь остановилась, и из коридорной тьмы вылепился черный силуэт и шагнул внутрь. Шагнув, он оказался в нескольких сантиметрах от Маруси и ее капельницы.

Она размахнулась, мертвенный свет блеснул в глаза, и ударила изо всех сил. Грохот показался ей ужасающим, она даже не поняла, что именно загрохотало — ее орудие или тот, кого она ударила.

Не взглянув, держась руками за стену, она вытащила себя в коридор. Слева, в торце, была дверь. Под дверью был свет.

Может, через час, а может, через пятнадцать секунд она добралась до этой двери и потянула ее.

Свет больно ударил по глазам.

За белым столом сидел врач, тот самый, молодой, которого она стеснялась.

Он вытаращил на Марусю глаза.

— Вы что? — спросил он и поднялся из-за стола. — С ума сошли?! Зачем вы встали?!

— Я не стал бы вам звонить, потому что был уверен, что это или бред, хотя вроде у нее нет температуры, или… лунатизм, что ли, но…