Он наклонился ко мне и, понизив голос, продолжил:

— Похоже, мы проигрываем эту войну, официально это не объявили, но вся группа «Север» исчезла. В Кенигсберге русские, много русских. Третья танковая группа завязла в Вильнюсе, а в Восточной Пруссии огромная дыра, которую затыкают сейчас всем, чем можно. Да и противник совсем не тот, на которого мы рассчитывали. Их техника на два порядка превосходит нашу. Я начинаю верить в бога из машины. Вот так!

После обеда Шелленберг передал меня на руки вернувшегося из городской управы Оскара. Он завел меня в организационный отдел, где я прослушал лекцию о структуре управления, одновременно подписывая стопку уведомлений о допуске к секретной информации и обязательств об ознакомлении. Взглянув на последнюю бумагу, я остановился. «Расписка об отсутствии еврейских предков и родственников».

— Это-то зачем? — спросил я.

— Бюрократия, — развел руками Оскар. — Подписывай, все равно никто проверять не будет.

Я расписался, и он, забрав толстую пачку моих бумаг, скрылся в кабинете начальника отдела.

Немцы есть немцы, даже конец света они постараются оформить и провести по правилам документооборота.

Через пять минут из кабинета вышел сияющий Оскар:

— Ну вот, теперь ты не работник какой-то кинофабрики, а сотрудник серьезного государственного учреждения.

— А как мне сейчас обращаться к вам, господин начальник отдела? — спросил я.

— Можно господин начальник, можно штурмбаннфюрер, а лучше всего — просто Оскар, — улыбаясь, ответил он. — А сейчас идем в комнату операторов.

Огромные всеволновые радиоприемники находились в отдельном флигеле, занимая большую его часть. Только за пятью из восьми приемников сидели операторы в наушниках.

— Ты знаешь, что нам пришлось срочно менять расположение, поэтому здесь такой бедлам, да и людей, хорошо владеющих русским, очень мало, — сказал Оскар. — Помоги нам.

По выражению его лица я понял, что он что-то мне недоговаривает.

— Каждый оператор работает в строго отведенном для него диапазоне, — продолжил Штайн. — Когда начинается прием, включается магнитофон, и над местом оператора загорается красная лампа, когда идет поиск, горит зеленая лампа. К сожалению, со вчерашнего утра мы не можем поймать ни одной армейской радиостанции, только шум. Гражданские радиостанции тоже изменили сетку вещания и диапазон частот.

— Оператору нужно указывать частоту передачи и, если возможно, название радиостанции, — я прервал его монолог. — Радиостанции могут работать на нескольких частотах одновременно, и тогда будет записано одно и то же сообщение.

— Да, ты прав, — Оскар подозвал дежурного офицера и передал ему мои слова.

Я продолжил:

— В одном диапазоне может быть несколько радиостанций, и один оператор должен просматривать весь эфир.

— Я думал уже об этом, но у меня не было подходящего человека, — ответил он. — Поэтому я поручаю эту работу тебе.

Тут один оператор поднял руку:

— Господин штурмбаннфюрер, послушайте это.

Он включил общую трансляцию, и из динамиков послышался речитатив на немецком языке, сопровождаемый ударами барабана:

Хочу, чтобы вы мне доверяли.

Хочу, чтобы вы мне верили.

Хочу ловить ваши взгляды.

Хочу управлять каждым ударом сердца.

Голос, наполненный дикой, первобытной силой, завораживал.

Странный рисунок мелодии гипнотизировал слушателей.

Мы хотим, чтобы вы нам доверяли.

Мы хотим, чтобы вы нам всем верили.

Мы хотим видеть ваши руки.

Первым очнулся Оскар:

— Выключите это!

Никто не отреагировал на его приказ.

Он сам подбежал к рубильнику и отключил радиоприемник. Присутствующие удивленно оглядывали друг друга, пытаясь понять, что с ними произошло.

Я заметил, что один оператор неподвижно сидит, хотя над его приемником горела зеленая лампа. Подойдя к нему и сдернув с головы оператора наушники, я услышал в них незнакомый низкий голос:

Раз,

И появляется солнце.

Два,

И появляется солнце.

Три,

Оно — самая яркая звезда из всех.

Четыре,

И появляется солнце.

Пять,

И появляется солнце.

Шесть,

И появляется солнце.

Семь,

Оно — самая яркая звезда из всех.

Восемь, девять,

И появляется солнце.

Оскар громко объявил:

— Внимание! Я запрещаю это слушать. Все, кто услышит этого гипнотизера, должны немедленно доложить дежурному оператору и перейти на другую волну.

— Черт побери, они используют против нас даже гипноз, — пожаловался Оскар.

— Нет, это их культура. По-моему, то сообщение про «шестьдесят пять лет назад» — это не обман, я слышал их передачи и их сообщения, это невозможно подделать. Поверь мне, они из будущего.