–  Что господин желает?
– похоже, не в первый раз, но по-прежнему учтиво поинтересовался моложавый маг с простецким круглым лицом. Увидел бы такое в толпе, посчитал бы, что его обладатель незнаком с грамотой, не то, что с магией.

Одинаковое во всех банках ключников устройство переговорных комнат оживило в памяти воспоминания полугодовой давности. Рассеянный свет, низенькие диванчики, даже цветы в напольной вазе. Нет, цветов в тот раз не было. Были распустившиеся ветки вербы.

–  Желаю открыть счет, - я выложил на стол остатки гонорара за уничтожение красхов и щедрое вознаграждение за "детское" дело.
– Сумма - семьдесят золотом с возможностью дальнейшего пополнения и снятия всей суммы в любой момент.

–  Семь процентов годовых с ежемесячным начислением процентов, - сообщил мне маг. Я кивнул и послушно протянул левую руку.

Ключник не торопился ставить печать. Он сгреб монеты, проверил все до единой на подлинность и содержание золота, аккуратно заполнил надлежащие бумаги и только тогда шлепнул печать на запястье. Комбинация черно-зеленых букв и цифр впиталась в кожу, доступная теперь только при произнесении ключником соответствующего заклинания.

Я сухо поблагодарил мага и покинул банк. Во что бы то ни стало отыщу мошенников и верну принадлежащее мне наследство! И должность Охотника поможет в этом как никакая другая.

Заглянув на обратной дороге в храмы Тардена и Соэры скорее в память об отце, чем из благодарности богам, я отправился бродить по улицам, знакомиться с местными достопримечательностями. Ох, опять этот дикий дом! Уже и вывеску над входом прибили: "Детский сад чудес". Открытие через два дня.

Я улыбнулся и не удержался, помахал завешанным окнам. Как бы то ни было, вступительный экзамен в Вольницу я сдал.

Угадайте, что я сделал с остатком первого гонорара? Правильно. Накупил пирожков, мороженого, сладкой фруктовой пасты и отправился на открытие детского сада к тем, кто более двадцати лет ждал этого дня - к никогда не взрослеющим призракам-детям, днем становящимся материальными… и обожавшим фокусы. Я обещал вернуться, и я вернулся.

Опять эта ноющая боль в груди, расползающаяся по телу миллионом раскаленных пчел. И они жалят ее, жалят! Мир раскачивается из стороны в сторону, то меркнет, то вспыхивает, раздваивая очертания предметов в комнате. Шенлиро, наблюдающий за муками возлюбленной с портрета на столике, совсем как живой, словно не было того жуткого экипажа-убийцы, словно годы одиночества привиделись чародейке в очередном кошмаре приступа. Нет, даже приступы привиделись. И тело ее принадлежит ей одной, и зовут ее Сарендина Грит - всегда и везде.

Шапочка слухаря выпадает из ослабевших рук. Но главное дело сделано. Сарендина, наконец, отважилась и попросила помощи после стольких лет мучений. Ей не отказали. Это здорово, если бы не было так больно!

Скоро ее выкинет в неприветливый мрак маленькой квартиры с обшарпанными стенами, с небритой рожей не ее мужа, визгливыми, вечно чем-то недовольными соседями… На этот раз пытка будет продолжаться недолго. Снова грянет буря. А в бурю она уже будет дома.

Потом, наверно, приедет кто-нибудь из Охотничьей Вольницы, и страх отступит, спрячется в потаенные закоулки души до новой непогоды.

Скоро, совсем скоро она поделится с миром своим новым детищем! Нет, об этом она думать не станет. Нельзя прекрасное связывать с этой болью. Ни на минуту. Зато она воплотит мечту - ее и обожаемого Шена.

Когда же случится, наконец, этот переход? Терпеть невыносимо! Хочется кричать. Но тогда она разбудит сестру, и станет еще хуже. Выслушивать ее брюзжание? Нет, только не это!

Ветер заунывно воет за окнами. Ветви черешни сиротливо скребутся о стены, тоже требуя толики жалости. Им холодно. Им одиноко. Как и ей.

Вот, кажется, все. Привычный мир тает перед глазами. И ветер словно пронизывает стены, унося ее туда, куда открыты двери, пожалуй, только магам-ключникам. И еще ей.

–  Ванитар, тебя в Вольницу вызывают!

Беспощадная, как целый отряд кредиторов, ворвалась в сны Нюка. Стянув теплое шерстяное одеяло, она выкинула меня в колючий холод предрассветного сумрака.

Зябко поежившись, я сел на кровати, обняв себя за плечи. Опять непогода. Когда же дождь выплачется вволю, а зареванное хмурое небо очистится от облаков? Очаровавший меня меньше десятка дней назад город переменился за один мимолетный вечер, став внезапно чужим и унылым. Лужи глубокие и бескрайние, как южные моря, затопили улицы. Почва так напиталась влагой, что стоило ступить шаг с мощеной дорожки, как нога норовила утонуть в грязи по щиколотку.

–  Одевайся!
– продолжала командовать напарница, барабаня когтями по спинке кровати.
– Ньего за тобой практиканта присылал. Говорил, срочно. Я ему поклялась, что через двадцать минут мы будем на месте.