Вексель благополучно ложится в бухгалтерию генерации, а электроэнергия, в самых разных формах, распродается желающим. Фишка в том, что вексель, которым произошел расчет — «бронзовый» и оплачивать его никто и не собирался. Есть предприятие в городе Кагарлык, есть поставленная электроэнергия на миллионы долларов, проданная добросовестным покупателям — фирмам и предприятиям, а вот денег — нет, и не будет. Стоимость этих миллионов долларов была равна стоимости бланка векселя и размеру взяток, которые надо было раздать нескольким ключевым фигурам.

— Стоп, — сказал Сергеев, — а потом? Когда год кончится? Что никто никого искать не будет?

Плотникова рассмеялась.

— Наивный ты мужик, Мишенька! Конечно, будут! Только кого? Я сама видела векселя на сумму поболе той, о которой я говорю, выписанные от лица Кагарлыкской птицефабрики! Ты представляешь себе — два сарая с инкубаторами потребили электричества, как «Криворожсталь» за год работы? Да всех курей мира можно было обогреть и зажарить этими киловаттами! И в этом курятнике тоже лежат векселя, полученные от фирмы «Тяпкин» на сумму в те же миллионы, а у «Тяпкина» купленные у торговца ценными бумагами веселя от фирмы «Ляпкин», а самого «Ляпкина» и нет давно. Еще раз объяснить? Доказать нельзя ничего! Разве, что халатность, но это еще надо захотеть сделать. А такой бизнес — бизнес сильных мира сего.

— Сидорчук?

— И он. И Титаренко. И Блинов. И еще десяток фамилий. Сотни фирм, каждая со своим лобби, крышей и схемами. Все партии. Все фракции. Кушать-то надо!

— Слава Богу! — сказал Сергеев. — Я-то думал, только Блинов у нас грабитель!

— Остальные тоже с голода не помирают, — ухмыльнулась Плотникова. — Это я так, по верхушкам. Если же лезть во внутрь — волосы станут дыбом по всему телу. «Объединенные энергосистемы», за которыми стоят вчерашний премьер и Регина Сергиенко, а она и без поддержки любому матку вывернет наизнанку. «Станк — Энерго», работающий под крышей силовиков. Государственное предприятие «Атом — Энерго», которое такое же государственное, как я — девочка, созданное специально под личные нужды одним из депутатов с мощным лобби в Раде. Это, Мишенька, называется — дерибан. И только такие «лошки», как ты — чужие на этой пьянке. А Блинов — он там свой. Он — один из тех, кто этот стол накрывает!

— Я за этот стол и не просился…

— Так и я о том же! Из всего окружения Блинова ты один, которому от нашего вельможи ничего не нужно. Вот я и задаю себе вопрос — что ему нужно от тебя?

— Допусти, на минуточку, что ему от меня ничего не надо. Просто старые дружеские отношения, память детства, сентиментальность, в конце концов.

Вика рассмеялась, откидывая голову назад.

— Ты-то сам веришь в то, что говоришь? Блинов и сантименты! Never! Этого не может быть, потому, что этого не может быть никогда! Скажи честно, Сергеев, он к тебе с какими-то предложениями подъезжал?

— С непристойными?

— Тьфу, на тебя! Чего ты юродствуешь?

— Варвара ты любопытная! Ну, поверь, не было никаких предложений! Так, туманно, он говорил, что можем горы свернуть вместе… Но, ни слова конкретно! Ты удовлетворена, госпожа следователь?

— Я не для себя спрашиваю.

— Да, я догадываюсь… Как всегда, силишься понять и разобраться.

— Угадал. Кстати, где третья чашка кофе? Обещанная?

— Уже готова.

Михаил снял джезву с огня — густая пенка шапочкой накрывала узкое горло медного сосуда.

— Но и ты скажи мне, в благодарность за кофе, как тебя заставили молчать?

Вика посмотрела на него невинными глазами. Настолько невинными, что поверить в такую невинность было просто невозможно. Особенно, если хоть немного знать хозяйку взгляда.

— Меня? Молчать? О чем ты?

Сергеев посмотрел на нее с укоризной.

— Вика, неужели я так похож на наивного?

— Миша, а причем тут наивность?

Тут уже рассмеялся Сергеев. Это действительно было забавно. Неожиданный вопрос пробил самоуверенность Плотниковой, как тяжелая арбалетная стрела пробивает кольчугу: навылет и со звоном. Растерявшаяся Плотникова — м-да, это зрелище. Интересно, как она развяжет ситуацию: лгать — глупо, говорить правду — не входит в планы. Надо помочь слабой женщине…

— Не хочешь говорить, не говори, — сказал он мягко, — я настаивать не буду. Хочешь, я расскажу тебе свою версию событий?

— Мы не опоздаем?

— Мы не опоздаем. А если опоздаем — Блинчик подождет. Он сейчас икает, бедолага. Ну, так что? Послушаешь?

— Ты, — сказала она, щурясь, — что собираешься делать? Демонстрировать свою проницательность?

— А что — не надо?

— Интересный ты тип, Сергеев. Не надо. Спрашивай.

— Ты тоже, моя милая, женщина небезынтересная. Долго занималась этим делом?

— С девяносто четвертого. Готовила серию статей и передачу для телевидения.

— Что-нибудь вышло?

— Не-а. Две статьи в урезанном виде. Ну, что-то вроде: если кто-то кое-где у нас порой…

— И все?

— И все, — сказала она, глядя на него поверх края чашки все с той же невинностью, — а что могло быть еще?

— Никто ничего тебе говорил? Ничего не обещал? Ничем не грозил? Никто не предлагал выкупить материалы?

— Ну, предлагали, — неохотно сказала она.

— Блинов?