Выстрелы продолжались, но явно становились реже. И тише.

Потом «зубр» выскочил на мост, перекинувшийся через довольно широкую реку. Мост был деревянный.

— Это наша Данила, — сказал Чинганчгук.

— Данила? — удивился Осетр. — Река так называется? Это же мужское имя.

— Мужское, — согласился водитель. — Но по отношению к реке оно стало женским. Наверное, между тем, кто ее назвал, и теми, кто стал здесь жить, была большая разница.

Проехали еще немного, и стало видно, что Солнечный проспект упирается в большие деревянные ворота.

Чинганчгук остановил грузовик за два квартала до них.

— Дальше я тебя, парень, везти не могу. — Он развел в стороны свои лапищи. — Погуляй пока немного. А еще лучше посиди где-нибудь. Вон там, за углом, второй дом по правой стороне, кабак стоит. «Ристалище» называется, но между собой мы называем его «Дристалище». Хотя кухня у Макарыча вполне приличная… Макарыч — это хозяин заведения. Обожди меня там. Только постарайся ни с кем не связываться и ни во что не ввязываться. Народ у нас такой, ему палец в рот не клади. Так что затихарись там. А я быстренько обернусь. Груз перекачают, машину в гараже сменщику сдам и к тебе присоединюсь.

Стенка кабины со стороны Осетра дематериализовалась, образовав открытую дверцу, и кадет, подхватив комплект номер два, спрыгнул на дорогу.

— Денег-то шустряки тебе совсем не оставили?

Поскольку сказавший «а» должен говорить и «б», Осетр помотал головой.

— На-ка тогда! — Чинганчгук протянул трехрублевую купюру. — Закажи себе стакашок «кровушки», посиди. Я быстро, не более часа. Лады, парень?

— Лады, — коротко сказал Осетр.

— Вот и отлично! Люблю сговорчивых!

Стенка-дверца заросла, и грузовик тронулся. А Осетр пошел за угол.

Кабак оказался совсем не похожим на ристалище. Не было тут ни поединщиков, ни судей. И дам не было, сидели одни кавалеры. В основном, с баранками поверх воротников оранжевых курток. Но была и парочка мужиков со свободными шеями. Однако, судя по полулитровым кружкам, пили свободные шеи то же пиво, что и баранки. Над стойкой, уставленной батареями чистых стаканов и кружек и украшенной пивной башней с краном, висел большой ценник:

По-видимому, меньше чем по пол-литра здесь народ не заказывал, а дамы бывали нечасто…

Потом кое-что от ристалища все-таки обнаружилось. Бильярдный стол в дальнем углу. Правда, поединщиков не было и там — шары сиротливо валялись на зеленом сукне, а рядом, крест-накрест, — два кия… Зато висела в другом углу на манер иконы оформленная в рамку большая этикетка с изображением огромной бутыли и надписью «Божья кровь», и сразу становилось ясно, какому именно богу молятся «прихожане» сего «храма».

Как себя тут вести, Осетр раздумывал недолго — пока сопровождаемый мрачным взглядом кабатчика, сорокалетнего бородатого мужичины немалых габаритов, шел к стойке. В кабаке надо вести себя соответствующим образом. Мысль банальная, но не становящаяся от своей банальности ложью.

— Добрый день!

— Кому и похмельное утро бывает добрым, а кому и веселый вечерок не мил, — отозвался кабатчик. — Чего желаете?

Физиономия у него менее мрачной не стала. Наверное, он сомневался в платежеспособности нового клиента…

Осетр сунул руку в задний карман штанов, где лежала мелочь, нащупал полтинник, выволок наружу и положил на стойку перед кабатчиком:

— Литрушечку жигулевского.

Так выражался капитан Дьяконов, когда на последнем курсе разъяснял кадетам, как должен проводить увольнение приличный «росомаха».

«Литрушечку жигулевского. А все, что больше, — уже в сопровождении алкофага… И вас никогда не застанут врасплох — ни жизнь, ни ресторанное хулиганье!»

Тут ресторанного хулиганья — было пруд пруди! Вон как зыркают!.. Публика тертая, сразу чувствуют чужого.

Увидев полтинник, кабатчик расцвел:

— Милости просим, молодой человек! Какая судьба забросила вас на Кресты?

— Попутный ветер из межрукавного пространства, — сказал Осетр.

— Понимаю… Вольный торговец? Или сексот Министерства исправительных учреждений?

— Первое. А если бы и второе, то сказал бы первое. — Осетр подмигнул.

Ментальность полностью перестроилась, и вралось легко и просто.

— А почему вы так решили?

Кабатчик улыбнулся: