Шрифт:
Еще полчаса назад Клавдия Ковалева недоумевала, кому могло понадобиться устанавливать за ней слежку. Недоумевала и почти совсем не боялась. Теперь ей стало страшно. Так страшно, что ©на едва удержала себя на месте – так хотелось бежать и спасаться.
Где спасаться? От кого бежать?
Позвонить в милицию? Андрею? Тане? Что сказать? У меня отняли сумку и через две минуты вернули в целости и сохранности? И поэтому я очень боюсь?
Где-то была водка, приготовленная в прошлом году для компрессов. Компрессы подождут, нужно срочно выпить.
Клавдия отправилась было искать водку, но через секунду забыла о ней.
Зачем ее вернули?
Это же целая история – подниматься обратно к ней на этаж, оставлять сумку на площадке, спускаться, выходить из подъезда… Зачем?!
Зачем?
Ей казалось, что, если она найдет ответ на этот вопрос, все станет ясно. Она поймет, кто за ней следит и зачем. И еще ей стало совершенно ясно, что заказчик делает все правильно и ни с кем ее не путает.
Объектом была именно она – Клавдия Ковалева.
Она проверила дверь – на все ли замки закрыта. Дверь была закрыта на все замки.
Может, позвонить Андрею? Рассказать? Пожаловаться?
Господи, как жалко, что у нее нет мамы! Как легко живется людям, даже взрослым, даже немолодым, когда у них есть мамы!..
Сцепив зубы, Клавдия открыла гардероб, выдвинула самый нижний ящик и решительно запустила руку под стопку белья. Там лежал нож. Хороший самодельный нож. Финка, не раз выручавшая ее в детдоме. Эту финку ей подарила Оля Болдина. Оля была лет на восемь старше и иногда жалела маленькую Клавдию. Один раз даже всерьез спасла.
Клавдия положила финку под цветастую самодельную подушку и, не раздеваясь, легла на диван.
Юрий Петрович Васильков считал себя человеком уравновешенным. Бизнес требовал ясности рассудка, и вообще… Не любил Юрий Петрович тратить время на приведение в порядок своих и чужих нервов. Не в его это было правилах. Но на кретина Женьку он разозлился так, как не злился ни на кого в жизни. Даже на жену, когда она сделала первый аборт. Даже на начальника лаборатории, завалившего его когда-то на защите.
Нужно было быть полным кретином, чтобы уйти от трупа, не дожидаясь ментов! Ладно бы его никто не видел, ладно бы он просто посмотрел и отошел, так нет! Он, считай, сам их и вызвал и первым делом смотался, как нашкодивший пацан от бабушки-соседки.
И еще Борису собрался звонить!
Господи, какие идиоты окружают Юрия Петровича Василькова! Наверное, в Москве нет больше таких отъявленных кретинов, и с ними ему приходится иметь дело каждый день! Каждый!
Он проверил Женькину информацию. Все приходится делать самому.
Это действительно был тот самый врач. Еще на прошлой неделе был жив-здоров, бодро-весело бегал по своей больнице, указания раздавал, да еще ерепенился, сволочь…
Женьку, конечно, найдут, это просто. С этого козла еще станется отрицать, что врачишку он знал и даже в больнице у него был. Но мозги Женьке Юрий Петрович успеет прочистить. Вряд ли менты нагрянут ночью. Не тридцать седьмой год.
Под дверью поскреблись нежной лапкой.
– Юра! – позвала жена. – Юрочка, ты чего закрылся? Судя по звукам, доносившимся до Юрия Петровича в последние полчаса, его жена основательно и интенсивно ссорилась с дочерью. Он не стал прислушиваться и вникать, из-за чего именно, хотя всегда именно так и делал, чтобы потом вершить суд. Никуда же не денутся. К нему прибегут. Но сегодня у него было о чем подумать, кроме привычных дамских дрязг, и суть он как-то упустил.
– Заходи! – разрешил Юрий Петрович. – Что вы там опять буянили?
Жена вошла, принеся с собой запах хороших духов и кофе. Она была одета “для выхода”, как это называли в каком-то иностранном фильме, и Юрий Петрович стал торопливо соображать, куда именно они сегодня собирались.
Вскоре выяснилось, что никуда, собиралась одна Юля, без него.
– Дашка сказала, что она с нами в отпуск не едет! – объявила жена преувеличенно громко, очевидно, для того, чтобы дочка знала, что в ход пущена тяжелая артиллерия. – Она желает остаться в Москве и две недели тут гулять напропалую. Без нас.
Только этого не хватало. Они едва-едва вылезли из предыдущей истории, в которую попала дочь. Юрий Петрович заплатил кучу денег, чтобы дело замяли. Замяли, но едва-едва. На финишной прямой.
– Одна она в Москве не останется! – объявил Юрий Петрович тоже очень громко. – Поедет с нами, и все!
– Интересно, – протянула Дашка, появляясь на пороге.
Хороша она была сверх всякой меры. Просто неприлично хороша. Вот что делают денежки, презренный металл. Несмотря на всю свою любовь, Юрий Петрович отлично понимал, что красота его любимых женщин, феерическая и брызжущая через край, – это просто сложенные воедино усилия многочисленных профессионалов, а вовсе не дар природы. Зубы, волосы, ангельской красоты лики, бюсты, задницы – все было подкорректировано, максимально улучшено, местами видоизменено до неузнаваемости, и результат, надо сказать, был просто потрясающим.