– Панреанекроз. Терентьева больной, главврача, – добавил как будто со злорадством. Некоторое противостояние и ревность «титанов» друг к другу были всем хорошо известны.

Пока ты по заграницам раскатывал, сложного и интересного больного главврач оперировал, вот что имел в виду анестезиолог, и Дмитрия Евгеньевича это должно было задеть.

– А еще с телевидения приезжали, – заговорщицки сообщил он и придвинулся к Дмитрию Евгеньевичу поближе. От него пахло едой, и Долгову было неприятно. – Все о вас расспрашивали. Вынюхивали что-то.

Долгов ничего не понял.

– Зачем?

Анестезиолог пожал плечами, вид у него был торжествующий.

– Вас расспрашивали?!

– Да не меня! Всех расспрашивали – и главного, и Марию Георгиевну, и медсестриц наших.

Долгов немного подумал.

– А… чего хотели-то?

– Да все из-за того писателя, который богу душу отдал у вас в отделении, помните?

И весь этот разговор дурацкий, и вопрос «помните?» – как будто он мог забыть! – и тон свидетельствовали о том, что анестезиолог чрезвычайно счастлив, что «телевизионщики вынюхивали» и что авторитет безупречного Дмитрия Евгеньевича вдруг взял да и пошатнулся, да еще и скандальчиком запахло, ох, запахло!..

Смирение, напомнил себе Долгов. Смирение христианское!..

– Они к Терентьеву просились, но он отказал. Мол, до вашего приезда ничего сказать не может, и вообще интервью не дает. У нас, говорит, одна звезда, Долгов Дмитрий Евгеньевич, вот он пусть и дает, а мы простые врачи, какие к нам вопросы!..

Долгов посмотрел анестезиологу прямо в лицо.

И тот вдруг засбоил, смешался, стал отводить глаза и без надобности трогать на столе какие-то предметы.

Дмитрий Евгеньевич ничего не сказал, решительными шагами ушел из кабинета в сторону второй хирургии, и тут у него наконец-то зазвонил телефон.

Взглянув на номер, Долгов улыбнулся.

– Здравствуйте, Мария Георгиевна! Вам уже доложили, что я в больнице?

– С приездом, Дмитрий Евгеньевич! Конечно, доложили!.. Вы когда прилетели?

– Часа три назад.

– Дмитрий Евгеньевич, Парфенова с резекцией желудка я вчера перевела в палату, как мы договаривались. Динамика нормальная, Константин Дмитриевич его смотрел.

– Спасибо.

– Завтра все в силе?

Долгов подтвердил, что в силе. На завтрашнее утро были намечены три операции, ничего особенного.

Мария Георгиевна помолчала.

Долгов опять улыбнулся.

– Что вы молчите так странно, Мария Георгиевна? Или что-то случилось?

– Да ничего особенного не случилось, – сказала заведующая реанимацией, – но…

– Что – но?

– По Первому каналу программа вышла про покойного Грицука. Все вроде бы ничего, но из программы выходит, что он по нашей вине скончался. И во вчерашнем «Комсомольце» огромный разворот на эту же тему. Называется «Дело врачей».

Долгов остановился посреди длинного больничного коридора.

– Дело врачей?

– Да вот так, Дмитрий Евгеньевич! Ни больше ни меньше. Но в газете-то вообще все в одну кучу свалили – и льготников, и пенсионеров, и страховую медицину, и врачебные ошибки… Ну, и нас, конечно, не забыли.

– Нас, Мария Георгиевна?

– Вас, Дмитрий Евгеньевич. Вас и больницу. Терентьев вчера с утра как прочитал, так ему… плохо стало. Капельницу ставили.

Долгов помолчал. В голове у него вдруг зашумело, как будто он залпом принял стакан водки.

– Так скверно?

– Хуже не придумаешь, Дмитрий Евгеньевич. Вы бы позвонили Василию Петровичу. Или, может, съездили. Он очень расстроен. Да и вас, как на грех, все эти дни в стране не было, а звонить он не велел…

– Я понял, – сказал Долгов. – Спасибо. А как программа называлась, которую по телевизору показывали?

– Да я понятия не имею, как они называются, программы эти! Знаю, что Краснова ведет. Татьяна Краснова, красивая такая деваха, смуглая и с большим бюстом. Да вы вспомните, если увидите!

Долгов согласился, что непременно вспомнит, словно это имело хоть какое-нибудь значение, и они попрощались.

Итак, телевизионщики, статья в газете с миллионным тиражом под названием «Дело врачей», главный под капельницей, а сам Долгов докладывает в Берлине.

Лучше не придумаешь.

Какая-то из дежурных врачих, кажется, из терапии, попалась ему по дороге и посмотрела не так, как всегда, а «со значением». Или даже с осуждением. Дмитрий Евгеньевич поздоровался, как обычно, она кивнула и тут же свернула куда-то в сторону лаборатории переливания крови, и Долгов подумал, что она не просто свернула, а потому что боялась, что он с ней заговорит.