– А заключение какое? От чего Грицук помер? От нитроглицерина, что ли?!

– Остановка сердца, – нехотя сказал Долгов. – Но оно у него было здоровое!

– Ну, знаешь, здоровое!..

– Эдик, ты же врач. Ты все понимаешь.

– Понимаю, – согласился Абельман. – Я еще отлично понимаю, что ты своими муками совести кого хочешь в гроб загонишь! Алиска вернулась?

– Нет.

– Вот и Алиска не вернулась, – туманно заключил Абельман. – Я же тебя столько лет знаю, Долгов. Ты сейчас начнешь метаться, доказывать всем, что ты не плохой, а хороший, а оно не надо никому. Все и так знают, что ты хороший!

Долгову не хотелось говорить ему о том, что Терентьев практически выгнал его из больницы и что главврач считает, что смерть писателя и медсестра с проломленной головой имеют непосредственное отношение к нему, Долгову, а это значит, что он и должен со всем этим разбираться.

– Эдик, а кто тебя просил пристроить Грицука в хорошую больницу?

Абельман немного подумал:

– Да я так сразу и не скажу. Я помню, звонил кто-то, а я сразу заявил, что это не ко мне, в пластическую хирургию я его просто так не положу. Я сегодня оперирую, а потом на прием поеду, но Анна Ивановна найдет записи. Она всех, кто звонит, всегда записывает.

– Позвони мне тогда.

– Ну, когда с Красновой-то будешь встречаться?

– Да хоть сегодня. Я, правда, тоже с утра на операциях, а потом буду в городе, в центре. – Он сказал про операции и подумал, что не знает, будет сегодня оперировать или нет. От этой мысли ему стало немного страшно. – Сегодня она может?

– Да откуда я знаю, Долгов?! Я же с ней пока не живу! Говорят, у нее один муж уже есть. Или даже не один. Насколько я понял, ты ей тоже нужен срочно. Так что я ей позвоню, а потом тебе, а после еще Анна Иванова позвонит, вот и будем весь день при деле!..

Долгов вдруг ему позавидовал.

Абельман жил нормальной жизнью, в нормальном мире, где никто никого не травил странными таблетками и не давал по голове беззащитным женщинам! Он едет на работу, и ему радостно ехать на работу – медициной нельзя заниматься постольку-поскольку, можно или радостно, или никак. Долгов, не признававший никаких мистических поворотов, точно знал, что медицина – это наука точная и понятная, как физика, например. В то, что это искусство, колдовство, магия, он не верил и лицемерил немного, конечно.

Во врачи не идут просто так.

Конечно же, и в медицине есть ремесленники, честные труженики, хорошо делающие одно простое и понятное дело, и честь им и слава, и поклон от всех, кого они вылечили и еще вылечат! Не всем нужно и можно в гении, в спасители человечества, в избавители!..

А вот эти, которые «гении», которые идут сразу за всемогущим, и даже немного подстраховывают его, когда он не успевает или недосмотрит, – эти немного колдуны, конечно.

Ну, может, не колдуны, но уж точно не просто ремесленники и не просто ученые.

Абельман такой. И в данный момент Долгов завидовал ему, его причастности, его спокойствию, тому, что он едет на работу. И еще тому человеку, которого он будет сегодня оперировать, Долгов завидовал немного, потому что завтра тому станет легче жить.

– Я договорюсь с Татьяной и позвоню, – сказал в трубке Абельман. – Слышишь меня, Дим? Или ты со мной уже не разговариваешь?

– Разговариваю, – сообщил Долгов мрачно и положил трубку.

У него сегодня другие дела, которые он не умеет и не хочет делать. Но он будет их делать, а его больные будут ждать, и отступать им всем вместе некуда!

И он, Долгов, не отступит.

В конце концов, он никогда не сдается. Или почти никогда.

У Андрея болела спина. Она часто болела после аварии, и он почти привык к тому, что в самый неподходящий момент он не сможет ни согнуться, ни разогнуться.

«Повезло тебе, парень, что жив остался», – сказал ему в реанимации молодой веселый врач, которого Андрей после ни разу не видел.

И еще спросил: «Ты верующий?»

Андрей, разлепив сухие, намертво склеенные болью губы, из стороны в сторону помотал головой и промычал, что нет, неверующий.

«И все равно сходи в церковь, свечку поставь, – сказал молодой и веселый, – за того доктора, который тебя на дороге подобрал. Кабы не он да не «Скорая» наша, пел бы сейчас ты на небесах ангельским голосом!»

Лежа в реанимации, Андрей все силился вспомнить «того доктора», который подобрал его на дороге, и все не мог. Вспоминался только уверенный властный голос, и голос этот почему-то говорил, что никогда в жизни не мог понять, кто такие менеджеры. Андрей был уверен, что все это посттравматический бред.