Шрифт:
Лишь после совещания высшего командного состава с участием Гитлера в Оберзальцберге, где я не присутствовал, командующий 4-й армией генерал-полковник фон Клюге рассказал мне, в чем заключается моя задача. Я узнал, что мой XIX корпус является частью 4-й армии. Справа от меня, то есть к югу, размещался II корпус генерала Штрауса, а слева располагались пограничные войска под командованием генерала Каупиша; в случае начала военных действий последние предполагалось усилить 10-й бронетанковой дивизией, которая начиная с марта занимала Прагу и окрестности. За моим корпусом располагался армейский резерв, 23-я пехотная дивизия из Потсдама (см. приложение 2).
Моя задача состояла в том, чтобы форсировать реку Брда на участке, ограниченном справа Семпольно, а слева – Конитцем (Хойнице), и продвигаться как можно быстрее к Висле, чтобы рассечь и разгромить польские войска в так называемом польском коридоре. Корпус генерала Штрауса должен был аналогичным образом продвигаться к Висле справа от меня, а генерал Каупиш, слева от меня, должен был двигаться к Данцигу (Гданьск).
В польские силы в коридоре входило, по нашей оценке, три пехотные дивизии и Поморская кавалерийская бригада. Было у них и некоторое количество танков «Фиат-Ансальдо». Польская сторона границы была хорошо укреплена, работы по ее укреплению происходили у нас на глазах. На реке Брда ожидалась вторая линия защиты.
Наступление должно было произойти рано утром 26 августа.
Заключив секретное соглашение с русскими в течение этих дней, Гитлер получил гарантии безопасности на случай войны. Под влиянием Риббентропа крепли иллюзии по поводу реакции держав Запада – считалось маловероятным, что они объявят войну.
В любом случае теперь, задним числом, я могу уверенно заявлять, что в целом настроение армии было мрачным, и, если бы не договор с русскими, нельзя было бы предугадать, какой окажется реакция армии. Мы шли на войну без радости, и не было ни одного генерала, который не хотел бы мира. Старшие офицеры и много тысяч рядовых прошли через Первую мировую войну. Они знали, во что превратится война, если не ограничится просто кампанией против Польши, а были причины опасаться, что не ограничится, ведь после образования Богемского протектората Британия гарантировала Польше неприкосновенность. Каждый из нас думал о матерях и женах наших солдат и о тяжелых потерях, которые мы понесем, даже если победим в войне. Наши собственные дети тоже были в армии. Мой старший сын Хайнц Гюнтер был полковым адъютантом в 35-м бронетанковом полку, а младший, Курт, служил в звании второго лейтенанта в 3-м бронетанковом разведывательном батальоне 3-й бронетанковой дивизии – то есть в моем корпусе.
Моим последним пунктом пребывания перед войной был Добрин, недалеко от Прейсиш-Фридланда, где нас усердно баловали наши дорогие хозяева, фон Вилкенсы.
В ночь с 25 на 26 августа наступление было отменено в последний момент. Некоторые части уже начали продвигаться, и их пришлось возвращать; в общем, было понятно, что вовсю идут дипломатические маневры. Последний раз вспыхнула искорка надежды, что мир еще можно сохранить. Но никаких добрых вестей войска так и не дождались. 31 августа вновь была объявлена тревога, и на сей раз все оказалось серьезно. Дивизии выдвинулись на передовые позиции, с которых им предстояло следовать через границу. Расположение войск XIX армейского корпуса было таково: на фланге справа двигалась 3-я бронетанковая дивизия под командованием генерала барона Гейра фон Швеппенбурга, путь которой лежал меж двух рек – Семпольно и Каменкой – к Брде, которую следовало форсировать восточнее Пруща в окрестностях Хаммермюле, и далее – к Висле в направлении Шветца (Свеце); в центре – 2-я мотопехотная дивизия под командованием генерала Бадера, располагавшаяся к северу от Каменки между Грюнау и Фирхау; ее задачей было прорвать линию польской пограничной обороны и продвигаться к Тухелю (Тухоль); и на фланге слева размещалась 20-я мотопехотная дивизия под командованием генерала Викторина, располагавшаяся к западу от Конитца и имевшая задачу занять его, а затем продвигаться через Тухельскую пустошь – к Оше (Осе) и Грауденцу (Грудзёндз).
Основной удар планировалось нанести силами 3-й бронетанковой дивизии, которая была усилена войсками корпуса и за которой следовал армейский резерв (23-я пехотная дивизия).
1 сентября в 04.45 весь корпус одновременно пересек границу. В начале операции стоял густой туман, не оставлявший военно-воздушным силам возможности оказывать нам какую-либо поддержку. Я прошел с 3-й бронетанковой бригадой, в первых ее рядах, вплоть до северных окрестностей Цемпельбурга, где начались первые бои. К сожалению, офицеры тяжелой артиллерии 3-й бронетанковой дивизии посчитали, что ситуация требует от них открыть огонь, пусть даже и в туман, хотя и имели приказ не делать этого. Первый залп разорвался в 50 ярдах перед моей машиной, второй – в 50 ярдах позади нее. Я рассчитал, что следующий попадет прямо в мою машину, и отдал приказ своему водителю развернуться и мчаться прочь. Однако от волнения тот на полном ходу въехал прямо в воронку от снаряда. Передняя ось полугусеничной машины погнулась, и рулевое управление вышло из строя. Это означало, что моей поездке конец. Я отправился на командный пункт, добыл себе новое транспортное средство, а заодно высказал пару ласковых не в меру ретивым артиллеристам. Кстати, наверное, я стал первым командующим, сопровождавшим свои танки на поле боя в бронемашине.
В моих машинах имелась радиосвязь, так что я был в состоянии поддерживать постоянный контакт и со штабом своих частей, и с самими дивизиями. Первое серьезное сражение произошло к северу от Цемпельбурга в районе Большой Клони, где внезапно туман рассеялся и передние танки вдруг оказались лицом к лицу с польскими линиями укрепления. Польские противотанковые орудия нанесли много точных ударов. Один офицер, один курсант военного училища и восемь солдат были убиты.
Большая Клоня когда-то принадлежала моему прадеду, барону Хиллеру фон Гертрингену. Здесь же был похоронен и мой дедушка Гудериан, и здесь же родился мой отец. Я впервые увидел поместье, столь любимое когда-то моей семьей.
Успешно заменив машину, я вернулся в 3-ю бронетанковую дивизию, большая часть авангарда которой к тому времени достигла Брды. Основные силы дивизии растянулись между Прущем и Малой Клоней, планировался привал. Командир дивизии отсутствовал вследствие того, что был вызван к командующему группой армий генерал-полковнику фон Боку. Я попросил офицеров 6-го бронетанкового полка рассказать мне о ситуации на Брде, которую они видели собственными глазами. По мнению командира, форсировать реку в тот же день было невозможно, и он рад был исполнять долгожданные приказы относительно отдыха. Приказ по корпусу пересечь Брду в первый же день наступления, похоже, забыли. Я в ярости ушел, раздумывая над тем, какие меры предпринять, чтобы улучшить столь неудачную ситуацию. Ко мне подошел молодой лейтенант Феликс. Он был без мундира, рукава его рубашки были закатаны, а руки – черны от пороха.
– Господин генерал, – обратился ко мне он, – я только что прибыл с Брды. Силы неприятеля на том берегу невелики. Поляки пытались поджечь мост в Хаммермюле, но я помешал им сделать это, открыв огонь из танка. По мосту можно пересечь реку. Наступление остановилось только потому, что некому им руководить. Вам нужно быть там.
Я смотрел на молодого человека в изумлении. Он производил хорошее впечатление, в глазах его сияла уверенность. Не такой ли молодой лейтенант когда-то выдумал приписываемый Колумбу трюк с яйцом? Я последовал его совету и поехал посреди стоявших то тут, то там в беспорядке немецких и польских транспортных средств по узкой песчаной дороге, которая вела через лес к Хаммермюле, куда я прибыл между 16.00 и 17.00. Группа офицеров стояла ярдах в ста от реки, укрывшись за могучим дубом. Увидев меня, они закричали: «Господин генерал, здесь стреляют!» Там действительно стреляли – как орудия танков 6-го бронетанкового полка, так и винтовки солдат 3-го стрелкового. На том берегу неприятельские войска попрятались по траншеям. В первую очередь я прекратил эту дурацкую пальбу, в чем мне очень помог только что прибывший командир 3-й стрелковой бригады полковник Ангерн. Покончив с этим, я приказал добраться до вражеских позиций. Не задействованные доселе бойцы 3-го мотострелкового батальона переправились через реку в резиновых лодках в том месте, где неприятель не обстреливал переправу. Когда они пересекли успешно реку, я отдал приказ танкам переправиться по мосту. Защищавший водный рубеж отряд польских самокатчиков был взят в плен. Обошлось практически без потерь.