Мантикора очнулся от детского плача. Медленно поднял голову, не сразу осознав, где находится, открыл глаза. И тут же скорчился в приступе жестокой рвоты. Из организма выходили последние остатки демонического наркотика. Внутри живота словно бы кто-то шуровал раскаленной кочергой, голова раскалывалась на части.

Наконец кошмар закончился. Отдышавшись, Талеанис медленно встал. И тут же встретился взглядом с седой эльфой. Глаза ее были какие-то странные – он не сразу понял, что она умерла.

Полуэльфочка лежала рядом с ней и тихо плакала, бормоча что-то на эльфийском. Вслушавшись, Мантикора расслышал:

– Мама… Мамочка… Мама, проснись, не умирай, не надо… мама… – тут она резко обернулась, и, увидев Талеаниса, дико закричала. – Нет! Не надо, не надо, больно, больно, маме очень больно, не надо…

Наклонившись, Мантикора легко подхватил девочку на руки. Она сжалась в комочек, словно бы закрываясь от удара. Прошипев сквозь зубы злобное проклятие в собственный адрес, полуэльф прикинул, где находится, и двинулся на запад, к озеру Крионэ.

Прошло три дня. Талеанис, дойдя с девочкой до озера, отмывшись, перестирав одежду и искупав полуэльфу, вернулся ненадолго в сожженное поселение эльфов, где из уцелевших вещей выбрал то, что было необходимо в дороге. И они отправились на восток, прочь от Крионэйского княжества и эльфийских лесов.

Полуэльфа до сих пор жутко боялась Мантикоры, отказывалась разговаривать, но сбежать не пыталась. Большую часть пути Талеанис нес девочку на руках.

Сейчас она спала, завернутая в его плащ, а сам полуэльф невидяще смотрел в догорающий костер. Он не знал, что ему дальше делать, и не понимал, что произошло.

Спустя некоторое время и его сморил сон…

Мантикора брел по бескрайнему лесу, под ногами стелился серебристый туман, усыпанное звездами небо изредка просвечивало сквозь густые кроны деревьев. Он не знал, куда идет, просто шел вперед.

– Ну наконец-то, – раздался голос откуда-то сбоку.

Талеанис резко обернулся.

На нижней ветке дуба сидел Нортахел. Он задумчиво смотрел на полуэльфа, в его взгляде сквозили презрение и ненависть, странным образом смешанные с надеждой.

– Ты?

– Я. Ну и что ты натворил? – Эльф легко спрыгнул с ветки и подошел к Мантикоре, глядя ему в глаза.

– Я только хотел отомстить тебе… – пробормотал ошарашенный Талеанис.

– За что?

– Ты убил мою мать и хотел убить меня! Только за то, что я – наполовину человек!

– Ничего подобного, – фыркнул князь. – Я хотел убить тебя потому, что ты бастард моей жены. О тебе говорилось в предсказании рода, я должен был убить тебя. Иначе ты бы убил меня. А этого нельзя было допустить.

– Да кто тебе сказал, что твоя жизнь стоит жизни ни в чем не повинной женщины и младенца? – Мантикора уже перестал раскаиваться в том, что убил этого эльфа.

– Причем здесь это? Ты не должен был жить не потому, что Инерика изменила мне, не потому, что ты полуэльф, note 14 – последнее слово Нортахел произнес после секундной задержки, и Талеанис услышал непроизнесенное, но повисшее в воздухе ненавистное «получеловек». – О тебе говорилось в пророчестве. Ладно, раз уж натворил дел, так теперь слушай. – Эльф легко вскочил на нависающие над землей ветки дуба, удобно устроился в развилке. – Давным-давно в наш мир пришло отвратительное создание. Демон по имени Левиафан… И несколько друзей, довольно известные герои, бродившие по миру и уничтожавшие чудовищ – лесной эльф, двое людей, орк и серая эльфа – отправились сражаться с ним. Это было долгое приключение, долгое и страшное. Двое из команды – человек и орк – погибли во время схваток с ним, но потом эльфе повезло обнаружить в одной из древних книг способ, как можно было справиться с демоном. Друзья заманили его в ловушку, где уже была подготовлена звезда и прочие атрибуты подобной магии. И Левиафан был заточен в одного из членов команды.

– Только не говори, что в тебя!

– Нет, конечно! Не говори глупостей, это происходило более пяти тысяч лет назад. Это был мой прапрадед. note 15После ритуала друзья узнали, что именно удалось сделать эльфе. Всевозможные вредоносные заклинания, в том числе заклятие заточения, на этого демона почему-то не действовали, за одним исключением.

– Каким?

– Проклятия. Она просто прокляла его, заперев в теле моего прапрадеда и запечатав его сознание. После смерти прапрадеда дух демона перешел в тело прадеда вместе со знанием о проклятии, потом – деда, отца, и, наконец, меня. Но всякое проклятие можно снять при помощи мага или клирика, или выполнив ограничительное условие. Обратиться к кому-либо Левиафан возможности не имел, а вот ограничительное условие… Оно зависело не от него. – Нортахел запрокинул голову, и, глядя на просвечивающие сквозь листву звезды, проговорил: – Вырвется на свободу Левиафан, когда носитель его будет убит бастардом собственной жены, но лишь освободитель станет убийцей. Говоря проще, бастард моей жены, убив меня, выпустил эту тварь на свободу, но теперь именно этот бастард – то есть ты – может убить Левиафана. Понятно?

– Да… – пробормотал потрясенный Мантикора. Вот теперь он действительно понял, что натворил.

– Мой отец вынашивал планы по окончательному уничтожению Левиафана. Он позаботился о том, чтобы у его жены был ребенок не от него. Этого ребенка, моего брата по матери, названного Кермистианом, он воспитывал сам – моя мать даже не подозревала, что ее старший сын не от мужа – и воспитывал как убийцу демона. Отец хотел, чтобы Кермистиан убил его, выпустив тем самым Левиафана на свободу, а потом уничтожил демона.