Шрифт:
– Спасибо месье за разъяснения вашей позиции о парижской жизни. Мое предложением вам следующее, я предлагаю вам стать моим мажордомом, руководить всей прислугой, одновременно стать мне другом, гидом-спасителем по Парижу.
– Что ж, мосье, я охотно принимаю первую часть вашего предложения. Готов знакомить вас с различными Парижами, но что касается дружбы между аристократом и простолюдином, то это невозможно.
– Только, мосье, никогда не говорите слово "нет", в противном случае я буду вынужден вам отказать. Не смогу принять вас на службу в свой дом. Время лечит самые опасные раны, оно и нам поможет узнать, кто из нас прав, возможна ли вообще такая дружба между простолюдином и аристократом?! Я же сам полагаю, что такая дружба возможна!
Таким образом, в моей жизни появился новый парижанин по кличке Бунга-Бунга, который в тот же день заступил на службу, став мажордомом и верховным правителем моей прислуги. Чуть позже в знак особого доверия, я провел его, чтобы познакомить, в ту часть особняка, которая считалась запретной зоной для всей остальной прислуги, и которую назвал "гаремом". Разумеется, в той зоне находились комнаты для приема моих любовниц, любимых и просто женщин, для любовных наслаждений и утех. Там были и несколько ванных комнат для омовений до и после актов любви. Ванные комнаты были оборудованы по последнему слову техники двадцать второго столетия. В них всегда была горячая и холодная вода, которая потоком лилась из обоих кранов. Одну из таких ванных комнат я отвел специально для Бунга-Бунга, магически и на его глазах сотворив отдельный проход из его покоев в эту ванную комнату.
Бунга-Бунга долго бродил среди этого роскошества, открывая и закрывая краны с горячей и холодной водой, определяя ладонью степень нагрева или степень охлаждения воды. Особенно ему понравился контрастный душ, парень был готов тут же раздеться и лезть под его мощную струю. Но я еще не закончил своих объяснений и попросил Бунга-Бунга душ перенести не более позднее время, а сам принялся ему разъяснять основные принципы работы утилизатора. Мой мажордом оказался умным парнем, уже после третьего повтора моего объяснения он смог воспользоваться этой совершенной машиной, заказывая и изменяя фасон своей одежды.
Убедившись в том, что мажордом Бунга-Бунга неплохо начал разбираться в банной технологии далекого будущего, мы с ним перешли к более сложным вопросам общего общежития в этом особняке.
Прислуга моего особняка состояла почти из шестидесяти человек мужского и женского пола. Вы только представьте себе, как эти парижане могли бы за-ть и зас-ть мой особняк, если бы я вовремя бы не предпринял соответствующих предохранительных мер, не создал бы туалеты. К тому же я не мог этим шестидесяти человекам предоставить аналогичные условия проживания, что и своему доверенному мажордому Бунга-Бунга! Если бы я это сделал, то через день или два мне пришлось бы бежать из Парижа, бросив на произвол судьбы всю свою собственность. Парижский прево, начальник городской фискальной службы, наверняка, тут же обратил бы внимание на появление слухов о моей неправедной жизни. О том, что я возможно служу самому Люциферу. А то, что мои слуги, начав пользоваться удобствами двадцать второго века, обязательно распоясуют свои длинные языки, начнут распространять такие слухи повсюду, у меня не было в том сомнений!
Пришлось мне заняться ремонтом цокольного этажа своего особняка, чтобы построить там мощную, бесшумную вентиляционную систему. А затем оттуда изгонять полчища мышей и крыс. В помещении этого цокольного этажа я устроил отдельные помывочные комнаты для мужской и женской прислуги, а также два туалета на десять стульчаков. В помывочных комнатах всегда имелась постоянно текущая теплая вода, чтобы слуги могли бы ею всегда воспользоваться. Но следует отметить, что привычка – это вторая натура любого человека. Если он не мылся в течение всей своей жизни, то его было бы трудно, я бы даже сказал, невозможно заставить мыться, регулярно по утрам и вечерам. Эту задачу обучения прислуги гигиене и чистоте я решил возложить на плечи своего нового мажордома. Пусть теперь он поломает голову по вопросу того, как своих сограждан французов заставить соблюдать чистоту и гигиену на регулярной основе.
В отношении туалетов все оказалось проще, над дырами в полу двух комнат я поставил столь привычные и знакомые французам стульчаки, которыми уже давно пользовались их короли и представители высшей знати. Единственное, что мне оставалось сделать, так это попросить Бунга-Бунга, чтобы он внимательно следил за тем, чтобы его прислуга своим простодушным поведением не отравляли бы моей жизни в этом особняке. На плечи мажордома я также переложил вопросы приобретения карет и верховых лошадей.
С этого времени я мог бы приступить к своей непосредственной работе по выполнению своего задания. Месяц назад в голове маркизы Сюзанны де Монморанси я разыскал информацию о том, как я мог бы добрать до маркизы де Ментенон, официальной любовницы и неофициальной жены короля Людовика XIV де Бурбон. Принимая во внимание тот факт, что совсем недавно меня разыскивали, желая арестовать, военные жандармы Франсуа-Мишеля Лувуа, военного министра Франции, то встреча с маркизой де Ментенон становилась весьма насущным делом. А не то меня поймают и упекут в тюрьму, не позволив мне выполнить поручение своего любимого государя!
Глава 4 1 Перед встречей с маркизой де Ментенон, чтобы получить о некоронованной жене французского короля некоторые сведения, на неделю я смотался в Ла-Рошель на западе Франции, чтобы встретиться с мадам де Нейян, матерью супруги герцога де Навайля, который позднее получил от короля маршальский жезл за свои заслуги на полях сражений. Но к моему приезду мадам Нейян отдала господу богу свою грешную душу, поэтому мне пришлось поговорить с ее дочерью, мадам Беатрис, на весьма щепетильную тему. Мадам Беатрис имела отличную память, хорошо помнила истории, которые ей рассказывала ее мать, которые происходили между ее матерью, мадам Нейян, и некой мадемуазель Франсуазой де Обинье. Последняя и стала мадам де Ментенон, вторым после короля человеком во Франции! Но мадам Беатрис категорически не пожелала разговаривать со мной об мадемуазель Франсуазе де Обинье, боясь возможных тяжких последствий такого слишком уж откровенного разговора. Но хороший и тяжелый подарок на сто золотых пистолей все-таки позволил ей упомянуть об одной слабости маркизы де Ментенон, в прошлом мадемуазель де Обинье, которую она не знала и с которой никогда не встречалась. Оказывается, любовница и некоронованная жена короля, маркиза Франсуаза де Ментенон, из-за своей замкнутой жизни легко попадалась на удочку тех людей, которые встречаясь с ней, якобы, исповедовались в своих тяжких прегрешениях перед людьми и всевышнем. Эти люди уверяли маркизу де Ментенон в том, что им нужна ее помощь и поддержка для того, что исправиться и вернуться на истинный путь христианина. Маркиза Франсуаза де Ментенон, забывая обо всем на свете, бросалась спасать таких людей, всячески используя свое положение официальной любовницы и неофициальный жены Луи XIV. В конце концов, маркиза сама не замечала того, как эти люди начинали ею вертеть, использовать, решая свои собственные проблемы. Поблагодарив мадам Беатрис за предоставленную информацию, я поспешил на городскую почтовую станцию, чтобы купить себе место в почтовой карете, отправляющейся в Париж. Меня очень удивила, неволей я обратил внимание на реакцию начальника почтовой станции, королевского чиновника низшего уровня, когда я попросил его о месте в почтовой карете. Его глаза блудливо забегали по сторонам, щеки покрылись легким румянцем, а руки слегка задрожали. Тогда я немедленно воспользовался своим мысленным зондом и тут же прогулялся по закоулкам его сознания и памяти. Через мгновение я уже знал, что на этой почтовой станции только что побывали жандармы ла-рошельского гарнизона. Они у этого королевского чиновника интересовались тем, не приобретал ли некий русский, по имени граф Орлофф, места в почтовой карете на Париж. Очень походило на то, что маркиз Франсуа-Мишель де Лувуа снова вспомнил о моем существовании и желает со мной ближе познакомиться. Заплатив положенную пошлину за место в почтовой карете, я отправился в местную гостиницу, чтобы забрать оставленный там баул со своими вещами. Гостиница в Ла-Рошели была даже далеко не "Солнечным отелем" мосье Готье в Париже. Но должен признать, что она и не была какой-то там дорожной лачугой с клопами. Эта провинциальная гостиница была вполне приемлемым местом для одноразовой ночевки. Просто провинция есть провинция, не имеет значения, в какой именно стране данная провинция находится. Когда я по узкой лесенке поднялся на третий этаж и открыл дверь своего номера, то перед собой увидел три рожи, три физиономии, заплывшие жиром, мало похожие на нормальные человеческие лица. Я приветливо кивнул им головой и, заставив жандармов замереть ненадолго в тех позах, в которых эти свинячьи отродье находились, прошел в свой номер. При этом слегка удивился тому, как эти три француза такого неимоверно высокого роста, они были много крупнее и выше меня, смогли уместиться в столь крошечном гостиничном номере. Собирая вещи в дорожный баул, я аккуратно протискивался между этими импозантными и живыми скульптурами. На этих жандармских рожах так и сохранилось желание, при входе в мой гостиничный номер меня встретить ударом своего мощного кулака. Эти красавцы-уроды так и застыли в позах с занесенными для удара руками, с выражениями вожделения чужой крови на своих лицах. Я всегда исходил из предположения, что ни одному человеку не понравится, чтобы его кто-то бил, да бил бы по лицу! Такое можно отнести только к личному оскорблению, да и только! Вот и этих жандармов местного гарнизона я решил немного проучить, научить благородному обхождению к незнакомым личностям, дворянам! Я их так загипнотизировал, что они в этом состоянии будут находиться до тех пор, пока я не покину этот гостиничный номер. Уже покидая номер, к этому гипнозу в жандармские разумы я заложил еще фундаментальное положение уважения к другим индивидам, людям! Теперь они до конца своей жизни низкими поклонами и улыбками будут встречать любого незнакомого им человека. А затем взял свой баул, покинул гостиницу, чтобы пешком пройтись до почтовой станции. Проходя по ля-рошельским улицам, я полной грудью вдыхал чистый морской воздух. Вы не представляете, насколько приятно было вдыхать морской воздух, который невероятно свежим и так насыщен кислородом, что у меня временами от этого кружилась голова. После своего пребывания в парижской зловонной атмосфере, дышать ля-рошельским морским воздухом было настоящим наслаждением, благом, подаренным всевышним! Пока я брел по ля-рошельским улицам, то размышлял о том, что в Париж я мог бы вернуться тем же способом, какой использовал для путешествия в Ла-Рошель, простой телепортацией. Щелкнул парой пальцев, и ты появляешься именно в том месте, где тебе было нужно появиться. Все было очень просто, для этого мне не надо было производить каких-либо математических, геометрических или тригонометрических вычислений, не нужно было ориентироваться по звездам или по компасу, нужно было только щелкнуть пальцами в определенном ритме. Правда, для того, чтобы не ошибиться и случайно не оказаться в другом месте, было бы желательно предварительно побывать в том месте, куда собираешься отправиться телепортацией. Или же для этих же целей было бы желательно, чтобы ты предварительно просмотрел бы иллюстрации в какой-либо книге, написанной о том города, который тебе нужен, который ты собираешься посетить. Тогда твоя моторная память позволит тебе во время процесса телепортации найти правильную дорогу. Но, видимо, из-за того, что перед отправлением в Ла-Рошель я просматривал книгу с иллюстрациями о портовом городе Гавре, то вместо Ла-Рошели я почему-то оказался на улицах Гавра. Оба эти города были расположены на Атлантическом побережье Франции, поэтому черт меня попутал, во время процесса телепортации произошел сбой, забросивший меня в Гавр. Такой опытный чародей и чернокнижник, как я, так меня, по крайней мере, называли на родине, дал маху! Эти два дня своего случайного пребывания в Гавре я использовал для того, чтобы ознакомиться с торговой империей маркиза Антуана де Монморанси. В порту Гавра я посетил блокгаузы и терминалы, в которых хранилась товары, принадлежащие торговой компании "Бушардон и сыновья", которая в свою очередь полностью принадлежала маркизу Антуану де Монморанси. Такое, правда, в определенной мере шапочное знакомство, произвело на меня большое впечатление. Должен вам откровенно признаться в том, что я еще более уверился в том, что у моего пока еще не рожденного сына будет достойный французский отец, способный ему обеспечить достойное будущее. Посещение Гавра и знакомство с торговой империей маркиза де Монморанси помогло мне вспомнить о том, что моя семья в Архангельске занималась торговлей с иностранными купцами русской пенькой, смолой и ворванью. Среди наших торговых агентов встречались немцы, датчане и англичане. Поэтому, естественным образом, после посещения Гавра вставал ребром вопрос о том, почему бы мне не попытаться установить торговые отношения и с Францией. Европа теперь свободно по окраинным морям пропускала русские торговые ладьи в любом направлении, куда им захочется. Ведь, французский порт Гавр лежит только немногим далее немецкого порта Гамбург, куда частенько заходили торговые ладьи нашего семейства! В Гавре у меня хватило времени даже на то, чтобы свои мысли изложить в письме маркизу Антуану де Монморанси с упоминанием цен, возможных первоначальных затрат на становление морской торговли Московии с Францией. При одной из встреч государь Петр Алексеевич мне говорил о том, что, если торговля с Францией будет установлена, то он меня в ответ сиятельным князем сделает. Помимо этого наше семейство будет получать, десять процентов с ежегодного оборота с такой торговли. Перед самой почтовой станцией Ла-Рошели я зашел в один узкий переулок и пару раз обеими руками коснулся головы, чтобы тут же самому превратиться в девушку. Причем Иветта, такое я взял себе имя, получилась весьма симпатичной дурнушкой с большими синими, пустыми и глупыми глазами, с осиной талией и высокой грудью. Чтобы удостовериться в реальности происходящего, я все женские детали своей фигуры прощупал руками. Нос и ресницы на лице потрогал пальцами, оттянул лиф платья и пару секунд рассматривал свою женскую грудь. Признаться, мои сиськи получились ничего, такими небольшими, но с крупными сосками! Правда, когда я намерился их хорошо прощупать, то вдруг оказалось, что они попросту не нащупывались! Я и так и эдак их пытался их прощупать, но у меня ничего не получилось. Я и не думал, что женщины настолько хитры, что свои прелести, даже посредствам магии не передают мужчинам. Хотите попользоваться, пожалуйста, нет проблем, но сначала возьмите замуж и вместе с будущими любовниками можете вовсю этими женскими прелестями пользоваться! Я стоял, как дурак, и, оттянув лиф платье, внимательно рассматривал то, чего у меня не было. Магическая иллюзия была вполне правдоподобной, но я хорошо видел, как моя рука проходила через эту иллюзию и ласкала мужскую грудь. Черт подери, это было настоящее наваждение, чтобы от него окончательно избавиться, я опустил руку и погладил себя в одном месте. Мое достоинство оказалось на своем месте! В Ла-Рошели, приобретая билет на место в почтовой карете на Париж, я придумал на время стать невинной девушкой, чтобы в таком нежном виде добираться до Руана, который находился на дороге в Париж. Тогда эти дурные жандармы свои головы немало поломают, меня, как мужчину, разыскивая. Что касается Руана, то в этом городе я хотел ознакомиться с тем, как маркиз Антуан де Монморанси покупает и перепродает свою недвижимость. Первое нападение на нашу почтовую карету произошло далеко за полночь, когда пассажиры почтовой кареты, не смотря на постоянную дорожную тряску, сладко почивали, нежно, как дети, прижимаясь, друг к другу. Четыре конных жандарма остановили нашу почтовую карету, заставив всех ее пассажиров выйти из кареты. И, подсвечивая себе факелами, они внимательно осмотривали ее пассажиров, уделяя максимум внимания изучению наших лиц, чуть ли не пальцами проводя по каждой отдельной морщинке или складке. В тот момент я спокойно размышлял о том, почему эти простофили в жандармских мундирах нас так долго держат на дороге, почему они не воспользуются дактилоскопией?! Ведь сейчас во Франции эта наука начала широко распространяться! Тогда бы этим жандармам ничего не стоило бы меня найти, они так и нашли того, кого искали. Да и как они могли бы признать меня, если в тот момент я была симпатичной девицей с кудряшками локонами, выбивавшимися из-под модной женской шляпки. Громко чертыхаясь, часто поминая нечистую силу, жандармы были вынуждены нас, пассажиров почтовой кареты, отпустить восвояси. Подобные остановки, жандармские проверки стали происходить едва ли не каждые два часа, что вызвало естественное неудовольствие всех, в том числе и мое, пассажиров почтовой кареты. Мы и так сильно уставали от постоянной тряски этой кареты, катящейся по не очень-то ровной дороге! А тут еще останавливают, да еще факелами едва ли прямо в лица тычат! Да и я со своей девичьей стороны этих пассажиров почтовой кареты постоянно подначивал, на восстание звал. Все время говорил о нарушении наших гражданских прав, нарушении свободы передвижения по неровным французским дорогам. От этих моих разговоров и взглядов у одного юноши, который сидел от меня через одного пассажира, голова совсем поехала. Когда жандармы нас в очередной раз остановили, то он встал передо мной, за эфес своей шпажонки начал хвататься, видимо, защищать меня, бедную девушку с громадными глазами, этот паренек собрался. А мой защитник, этот храбрый юноша, вдруг поменялся местами с женщиной, которая сидела рядом со мной, и тут же принялся яростно щипать меня за мою тощую задницу. Хлестать этого болвана по щекам мне было неудобно, в карете было очень тесно, я не имел пространства для того, чтобы рукой размахнуться. Пришлось его заставить разлюбить себя и влюбиться в ту несчастную женщину, которая ранее сидела по обок от меня. Вскоре внутреннее пространство кареты заполнилось громкими мужскими охами и ахами и женским поощрительным хихиканьем. Очень походило на то, что этой деревенской бабе понравилось ухаживание и дорожные ласки этого чрезвычайно назойливого юноши. 2 Я возвращался во французский Париж, а чувства были такими, как будто бы я возвращался в свой родной дом. Ехал в сопровождении большой группы королевских мушкетеров, поэтому никаких жандармов военного министра не опасался и особо не оглядывался по сторонам. Да, они вблизи нашего маленького мушкетерского отряда и не появлялись! Мушкетеры всегда и во всем были надеждой французского короля и государства! Вот и мне решили немного помочь! Еще пребывая в Руане, в одной из городских таверн я совершенно случайно натолкнулся на группу королевских мушкетеров, которые сидели за двумя столами и с печальными лицами перекусывали всем тем, что им бог послал. Ложками, подобно простолюдинам и бродягам, они по очереди хлебали странного цвета суп, заедая его позавчерашним омлетом. В ту таверну я зашел для того, чтобы и самому пообедать, но в отличие от этих королевских мушкетеров, у меня в кошелке позванивало достаточно су и денье, чтобы оплатить приличный обед. К слову сказать, король Луи XIV не питал к своим мушкетерам такого особого почтения, что его отец Луи XIII. Он сегодня к ним относился, как монарх ко всем своим поданным, ничем их не выделяя и не наделяя. Правда, они все еще оставались избранными королевскими воинами, пройдя через мушкетерство, перед представителями разорившегося французского дворянства открывались двери на высшие посты в армии и при королевском дворе. Но государственная казна на их содержание очень неохотно отпускала деньги. В самом Париже королевских мушкетеров содержали и кормили более или менее пристойно, но на выезде, скажем, в Руан, их проживание и прокорм оплачивали одними только расписками королевской казны. На деле это означало, что владельцы придорожных таверн очень неохотно пускали их на ночевку, а кормили только тем, что оставалось после других гостей и постояльцев. Ну, скажите, какому владельцу таверны может понравиться, когда им приходится за бесплатно содержать, поить и кормить королевских мушкетеров?! Ведь, деньги по королевской расписке им приходится долго ожидать, когда же они, наконец-то, придут из Парижа. Такое ожидание длилось порой месяцами, королевская казна никогда не торопилась с выплатами любых денег даже по распискам самого французского короля. Разумеется, при виде такого безобразия, я бы даже сказал, недостойного отношения к храбрым королевским мушкетерам, мне пришлось достать свой кошелек, чтобы оплатить их обед. Но тут по ходу дела вдруг выяснилась и другая сторона этой медали. Оказывается, владелец этой таверны своих мушкетеров держал едва ли не в заложниках, он решил не отпускать их со двора до тех пор, пока из Парижа не придет оплата за другую группу, но уже гвардейцев короля, стоявших у него на постое более двух месяцев назад. Тогда я решил завязать близкую дружбу с французскими мушкетерами, стать их спонсором, реальными пистолями вернул мушкетерские долги хозяину этой таверны. После чего тот тут же изменил свое отношение к моим новым друзьям, мушкетерам, отвел им для ночевки лучшее помещения в своей таверне. А эти молодые шевалье в синей форме королевских мушкетеров, их лейтенант Бенин Довернье де Сен-Мар старались, чем они только могли, возместить тот огромный финансовый ущерб, который, как они полагали, я понес из-за своей страстной к ним любви. С этого момента эти ребята ни на шаг не отходили от меня, веселили меня различными знаками внимания и уважения, рассказами о светских и придворных слухах, бородатыми анекдотами и последними мушкетерскими байками. Случайно узнав о том, что я возвращаюсь в Париж, лейтенант мушкетеров Бенин Довернье де Сен-Мар предложил мне войти в компании его мушкетеров, которым настала пора оставить Руан и возвращаться в Париж. Лейтенант де Сен-Мар оказался учтивым и умным человеком. Он провел вместе со мной половину дня и помог найти и купить за приличную цену отличную верховую лошадь, а также всю необходимую экипировку кавалериста. Когда мы уже покидали Руан, отъехав от города на приличное расстояние, то, обернувшись через плечо, я увидел за спиной большое облако пыли, которое следовало по нашим пятам. Очень походило на то, что вслед за нами этот Руан покинула еще одна большая группа всадников, которая по этой же дороге направлялась в Париж. Жизнь меня уже успела научить тому, что в ней ничего не бывает случайным. Тем более, чтобы этот средневековый городишко Руан могли бы одновременно, с разницей всего в несколько минут, покинуть два больших отряда, которые ничего не знали бы друг о друге! Поэтому я, несколько встревоженный, повернул лицо к лейтенанту де Сен-Мар, чтобы того предупредить об этом странно подозрительном совпадении. Тот же, увидев мое встревоженное лицо, весело мне прокричал:– Граф, а ты оказывается интересный человек, а не какой-то там гражданский тюфяк!
– Почему вы так решили, мой лейтенант? – В ответ поинтересовался я.
В тот момент наш отряд в одиннадцать человек, десять мушкетеров и я, неброской рысью двигались по пыльной и ухабистой дороге. Как и полагается лейтенант де Сен-Мар скакал впереди своих мушкетеров, демонстрируя отличную выездку, поддерживая со мной светскую беседу. Он успевал одновременно делать много вещей, беседовать со мной, внимательно обозревать окрестности, мимо которых мы скакали, отдавать команды своим мушкетерам. Жестами правой руки он двух мушкетеров отправил в передовой дозор, а другой паре попридержать своих лошадей, чтобы они отстали, чтобы они вели наблюдение за перемещениями преследующей нас группы всадников.