Иван Родин выбрался из тихого зеленого дворика на пересечении с Рождественкой и свернул на Кузнецкий Мост, обдумывая невеселые новости. Получается, что Вэй Тьяо оказался пронырой не хуже Яши Алексеева, мир его праху. Отыскал их с Борисом однокурсницу, Алену Азарову, прикинулся журналистом и вытянул-таки из нее заветную фамилию. Теперь Вэй поймет, что архивы университета зачищены специально. В те былинные времена еще никто не цифровал документооборот учебных заведений, а выкрасть несколько бумажек было несложно… По задумке никто, кроме нескольких седых стариков, не мог знать, что некий Иван Родин учился в одной группе с Борисом Мельниковым. А теперь Вэй поломал эту комбинацию, и придется что-нибудь придумывать…

А началось все с телешоу. Естественно, такое событие привлекло внимание не только Вэя Тьяо. Вон, американцы уже копают, целого адмирала заслали, да и немцы сделали стойку(или сидку?), как полицейский доберман на тротиловую шашку. Что совершенно невозвожно скрыть — так это новообразованный академический Совет, «придумавший» телешоу, и его связь с Президентом. А там и имя Мельникова всплыло, все-таки доверенное лицо. Американцы и Вэй принялись копать под академика практически одновременно, но янки пока не сообразили проверить архивы, тут хитрый наблюдатель их опередил. Но даже если янки тоже отыщут Алену, им это не поможет. Они ведь не знают, что искать надо Ивана Родина, якобы погибшего в прошлом веке…

Пожалуй, это уже становится опасно. Вэй явно чувствовал и понимал, что идет по следу. Нужно предупредить Бориса и постепенно ограничить его публичное присутствие. Спускаясь по широким ступенькам, Иван проверил охранные схемы «демонов» и на всякий случай огляделся. Он уже был в нужном переходе, в боковом закутке, а наверху гудела улица Петровка. Иван еще раз убедился, что его никто не видит и, открыв неприметрую железную дверь, двинулся дальше. В секретные тоннели попасть совсем не сложно, если знаешь несколько вот таких неприметных дверей и имеешь подходящие электронные ключи. А еще лучше — технику, способную их взламывать. Иван предпочитал возвращаться в бункер, не повторяя маршрут, каждый раз по-новому…

Еще несколько минут блуждания по совершенно темным поздемным катакомбам — и в лицо, наконец, ударил ветерок, густо запахло креозотом, а в открывшемся черном провале тоннеля блеснули рельсы…

Полигон Тюра-там, 29 января 1958 года

Вот казалось бы, еще года не прошло с даты вывоза первой «семерки»! А традиция пешком провожать ракету до старта уже так прочно вошла в обиход, что всем казалось, будто всю жизнь топали за мотовозом кто по шпалам, а кто и прямо по голой степи. Колеса почти неслышно перестукивают на стыках, скорость очень небольшая, никто не отстает. Космическая идиллия.

Королев аж сбился с мерного шага, вспомнив, насколько тщательно готовили именно эту ракету — и давно отработанный, казалось бы, «пакет», недавно попавший в аварию, и летящий впервые блок «Е», ну а про сам аппарат и говорить не приходится — гоняли в хвост и в гриву. Воронежцы[16] нещадно сожгли на стенде несколько своих «пятерок»,[17] и теперь после доработок это была фактически уже «девятка», аналогичная двигателю третьей ступени позднего «Востока». Не подведет!

Валентин Глушко молча шел рядом, и Сергей не мог не отметить, как тот переменился за последние месяцы, причем в лучшую сторону. Сидящие в нем старые обиды, часто двадцатилетней давности, и неуемная гордость, переходящая в абсолютно неконструктивный гонор, вдруг, показав свою отвратительную сущность, куда-то почти исчезли. Было видно, что Валентин снова, как в молодости, не на шутку увлекся работой, а получив полномочия и почти неограниченную поддержку, стал работать с невероятной отдачей.

Сергей с удивлением признавался самому себе, что и сам стал относиться к Валентину по-другому. Ему тоже было что припомнить старому другу и сопернику, но сейчас, на пороге столь великих свершений все это стало казаться таким далеким и таким мелким, что и в телескоп не разглядишь. А Луна — вот она, висит на виду, желтая и почти круглая, всего три дня после полнолуния прошло, и наша машина (не моя, не его, а наша!), которая сейчас медленно катится по этим рельсам к стартовой позиции, скоро окажется там, где-то среди гор и кратеров видимой стороны ночного светила. Нет, товарищи, вы только вдумйтесь в это!

— Что-то Борис разулыбался, — вдруг нарушил молчание Глушко. — И озирается больше обычного.

— Молодец, пусть запоминает, как дело было, — усмехнулся в ответ Сергей. — Мы, конечно, теперь все на кинопленку снимаем, но живые свидетели тоже нужны. А Борис потом книжку напишет про нас с тобой.

— Думаешь, когда-нибудь… можно будет?.. — Глушко не договорил на полуслове, но Сергей его прекрасно понял. Оба были достаточно честолюбивы, и полная безымянность из-за тотальной секретности их безмерно тяготила.

— Я надеюсь, что дождемся, и желательно при жизни, — мрачно пошутил Королев.

Глушко слегка приуныл, а потом по-мальчишески отчаянно махнул рукой. — Да какая разница, лишь бы полетела. Лишь бы полетела, — повторил он.

— Полетит, — тихо сказал Королев. — Я всего три часа спал, но зато как младенец. Даже без снов. Хорошая примета.

— Я тебе почему-то верю, — странным голосом ответил Валентин. — Даже не знаю, почему. Я вот в другое поверить не могу.