Михайла приподнял складки живота, чтобы не мешали, и резко вошел. Лейла тихо вскрикнула и стала постанывать все громче и громче. С минуту подвигавшись, он с удивлением почувствовал (такого в короткой практике еще не было), что его, в общем-то, немаленький член болтается внутри, словно горошина в кринке. Сдерживающий фактор вдруг исчез, организм, давно не чувствовавший женщины, расслабился, и он обильно кончил.

Лейла замерла, открыла глаза и удивленно на него посмотрела, затем ее лицо исказила гримаса злобы, рот оскалился для крика…

Михайла понял, что никакого унижения он больше не вытерпит и сейчас, как говаривал покойный отец, наступил момент истины. Он освободил спрятанные в душе чувства, а юношеский максимализм взял верх и возмутился: свобода или смерть! Глаза яростно блеснули и, немедленно задвинув правую ладонь женщине под затылок, обратным хватом левой взял её за подбородок и руки рванул в стороны. Раздался хруст позвонка, она умерла мгновенно.

Михайла слез, плюнул на труп, вытерся и прошептал:

–  Сучка драная, больше ни над кем издеваться не будешь.

Немного постоял, подумал, огляделся вокруг и подошел к окну. Приоткрыл ставню, выглянул наружу: ярко светили звезды, внизу по борту шуршала вода, а шлюпка на конце каната так и двигалась следом.

Даже соображая что-либо в морском деле, он никогда бы не бросил в беде товарища, и теперь стал усиленно размышлять, как тому помочь, хотя понимал, что оттягивать с решением нельзя.

Ни оружия, ни чего-то такого, что могло бы его заменить, он не увидел, поэтому быстро стал рыскать по каюте. Ничего, кроме разных тряпок, двух шкатулок (одна с драгоценностями, а вторая - с небольшим количеством золотых и серебряных монет, а так же симпатичными серебряными ножнами от небольшого стилета), он вначале не нашел. Но догадался заглянуть под подушку, там его и увидел; ромбического сечения, с посеребренной гардой и рукояткой, отделанной слоновой костью. Взял в руку и подкинул. Клинок был сбалансирован неплохо, с таким работать можно.

Разложил сверху на трупе две подушки, укрыл все это покрывалом и подошел к двери каюты. Расположившись так, чтобы, когда ее откроют, оказаться невидимым, Михайла постоял немного, но никто заходить не спешил. Подумал и решил ускорить процесс, попытался закричать тонким голосом, но дал 'петуха' с переливами. Однако это возымело действие, и в коридоре послышался топот двух пар ног. 'Двое!' - возникла неприятная мысль и пропала, тело уже давно находилось в боевом трансе, и ему было безразлично, прибегут один, двое или десять. Все равно, что-либо назад отыгрывать поздно и бессмысленно.

Дверь распахнулась, в каюту первым вбежал мордоворот с нагайкой и сразу помчался к кровати. Безухий заскочил следом.

'Нет, по яйцам бить не буду, у тебя их нет, просто зарежу', - подумал Михайла, надавил плечом на дверь и нанес удар в почку безухому. Одновременно случилось три вещи: захлопнулась дверь, Михайла перехватил правой рукой окровавленный клинок для броска, и мордоворот откинул покрывало, подняв нагайку для удара. Того мгновения, в течение которого он удивленно пялился на подушки, хватило, чтобы стилет прилетел именно в ту точку, в которую был нацелен - в затылок. Оба охранника свалились на пол, первый - замертво, а второй - в конвульсиях скреб ногой по полу. Михайла вынужден был выхватить из ножен его кинжал и нанести еще один удар в сердце.

Тихо приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Было темно, но из капитанской каюты слышался громкий храп. Нет, сначала нужно разобраться с вахтой. Он притворил дверь, снял с безухого пояс, застегнул на свое голое тело и проверил под клапаном наличие ключика. Там нашелся не только ключик, но и разных монет немало. Вытащил из трупа кинжал, вытер и вернул на место. Подошел к окну, опять прислушался к шуму волн, ухватился за раму, выбрался наружу и, подтянувшись… увидел перед глазами ноги вахтенного офицера. Тот, стоя спиной к ограждению, облокотился на перила, задрал голову и созерцал звезды.

Более удобное положение для убийства придумать сложно. Крепко удерживаясь левой рукой за стойку, Михайла подпрыгнул, зацепил правой рукой подбородок вахтенного, резко и с силой потянул вниз. За шумом волн звука, с каким переломилась шея, слышно не было, затем он отпустил тело, но оно, зацепившись локтями за перила, так и повисло. Ну и ладно, здесь больше делать нечего, он нащупал ногой раму иллюминатора и вернулся в каюту.

Шкипера и рулевого тоже зарезал тихо. Первый так и не проснулся, а второй, когда Михайла вышел со спины, даже не оглянулся. Зафиксировав стопором штурвал (как это делается, он видел неоднократно), захватил на палубе подштанники, шаровары и рубашку, нырнул в трюм.

–  Подъем, Луис, - шепнул, натягивая одежду, - нужно спешить.

Тот чуть не запищал от радости, когда Михайла снял цепь. Пока забежали в каюту хозяйки, где Луис трясущимися руками завладел поясом и оружием второго охранника; пока рассовывали по поясам деньги и драгоценности (Михайла не забыл захватить и стилет); пока ссыпали в узел какие-то сладости и фрукты (пресная вода в шлюпе была постоянно и менялась всегда); пока перебирались в шлюп, отцепились и ставили парус, все было тихо и ничего не произошло. Так, в перерыве между вахтами, они и свалили. А когда парус поймал ветер, Михайла отпустило, и он расслабился.