Этот сотник, состоящий на службе у Ирода Антипы, не еврей, но так любит евреев, что строит им синагогу на свои деньги. Его слуга опасно болен, а он его очень любит. И мы уже любим этого сотника, для которого смерть слуги была бы несчастьем. Он не осмеливается сам пойти к Иисусу и посылает к Нему своих друзей из числа иудеев, чтобы Учителю не пришлось унизить Себя, переступив порог его дома. Он просит передать Ему слова, которые человечество, поверженное ниц перед Агнцем Божиим, не перестанет повторять до скончания века: «Не трудись, Господи! ибо я недостоин, чтобы Ты вошел под кров мой. Потому и себя самого не почел я достойным прийти к Тебе; но скажи слово, и выздоровеет слуга мой. Ибо я подвластный человек, но, имея у себя в подчинении воинов, говорю одному: „пойди“, и идет; и другому: „приди“, и приходит».

«Иисус удивился». Он не только любил людей, но и восхищался ими. А восхищает Его в них всегда одно и то же чудо: не какие-то особые добродетели, не аскетические подвиги и не великие богословские познания, а чувство собственной беспомощности и беззащитности, смирение, плод той духовной трезвости, которая даруется высшей благодатью.

Невозможно достичь смирения одной волей, ибо оно совершенно только тогда, когда само себя не осознает. Слишком мало бить себя в грудь; напрасно каждое утро многие с гордостью повторяют слова сотника или слова его собрата мытаря. «Благодарю Тебя, Господи, за то, что я таков, как этот мытарь!» — вот молитва современного фарисея.

В те дни Иисус пришел в Наин и вернул матери сына, которого она потеряла. Эта вдова не звала Его, ничего не просила, потому что до того Он еще ни разу не побеждал смерть. Несомненно, многие говорили о Христе: «Да, расслабленные, одержимые, — это пожалуйста! Но Он никого не воскрешает».

Такое чудо должно было способствовать известности Иисуса больше всего, что Он совершил до сих пор. Особенно встревожились многие из учеников Иоанна, относившиеся к новому Пришельцу враждебно. Беспокоился ли их учитель, находившийся в темнице, куда заключил его Ирод, поколебалась ли теперь его вера? О чем он думал, посылая двух учеников к Иисусу спросить Его: тот ли Он, который должен прийти, или ожидать им другого?

Иногда доверие к какому-нибудь человеку начинает колебаться, если его поведение становится непонятным. Ученики рассказывали Иоанну, что Назарянин ест и пьет с блудницами, а когда Его упрекают, Он не только не возражает, а скорее этим хвалится. Он позволяет Своим ученикам не поститься под тем предлогом, что «не могут печалиться сыны чертога брачного, пока с ними Жених, но придут дни, когда отнимется у них Жених…» Такие речи смущали Иоанна Крестителя. А что если он ошибся? Что если голос, который он тогда услышал, исходил не с небес? Фарисеи клянутся, что Иисус творит чудеса не иначе как силою Веельзевула. Они обвиняют Его в том, что Он соблазняет души… и ведь действительно Он увел у Иоанна лучших его друзей.

И правда, что говорит о Себе Сам Иисус? Что скажет Он посланцам Крестителя? Отправляя учеников, Предтеча испытывает Агнца Божия: он не может не верить в Него, но Его поведение смущает. А может быть, не умея убедить друзей, он все же молится втайне: «Господи, просвети Ты Сам учеников моих, кто сомневается в Тебе, кого соблазняют или смущают Твои дела…»

Иисус совершил много чудес на глазах у последних, а затем сказал им: «Пойдите, скажите Иоанну, что слышите и видите: слепые прозревают и хромые ходят, прокаженные очищаются и глухие слышат, мертвые воскресают и нищие благовествуют. И блажен, кто не соблазнится о Мне».

Когда они ушли, Иисус заговорил об Иоанне Крестителе. Он говорил о нем не как о Своем противнике, а как о таинственном пророке, который возвещает Царство, но к нему не принадлежит: «Меньший в Царстве Божием больше его». Иоанн, как огромное безлистное дерево, одиноко возвышается посреди пустыни: его корни уходят в старый Закон, а верхние ветви почти достигают Христа. И Христос говорит о нем скорее с восхищением, чем с любовью. Они были знакомы с детства и при встрече узнали друг друга. Бог уничижил Себя перед Своим последним пророком, но между ними не было единения, не произошло полного слияния сердец; они словно разделены во времени и пространстве. Иоанн идет перед Ним, он не может ни подождать Агнца, ни вернуться назад; тот, кто идет впереди, не может следовать сзади. Предтеча горит и сгорает между двух Заветов.

Сына Человеческого сердят упреки Иоанновых учеников из-за поста: в Царство можно войти и через смех, и через слезы. Но иудеи не хотят ни слез, ни смеха. И поныне есть люди, которых не трогают ни гимн Солнцу Франциска Ассизского, ни плач Хуана де ла Круса.

«С кем сравню людей рода сего? — спрашивает Иисус, — и кому они подобны? Они подобны детям, которые сидят на улице, кличут друг друга и говорят: „Мы играли вам на свирели, и вы не плясали; мы пели вам плачевные песни, и вы не плакали“. Ибо пришел Иоанн Креститель: ни хлеба не ест, ни вина не пьет; и говорите: „в нем бес“. Пришел Сын Человеческий: ест и пьет, и говорите: „вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам“».

Сын Человеческий, который ел и пил с грешниками, не отказывается сесть и за стол фарисея Симона, о чем рассказывает только евангелист Лука. Симон принимает Назарянина с почтительностью, не лишенной опаски. Это видно по тому, как он остерегается быть слишком гостеприимным и щедрым — чтобы потом можно было говорить, что он принял Иисуса лишь из любопытства. Он очень вежлив, не бросается Ему на шею, скорее даже несколько холоден… Но Иисус все-таки садится за этот стол, потому что видит идущую к Нему из глубины времен женщину с алавастровым сосудом, одну из тех, кто отдавал себя, кто растлевал свое тело и сердце, кто смертельно страдал ради людей. Она появляется во всех четырех Евангелиях с благовониями в руках, с чудными волосами и заплаканным лицом. У Луки она входит в дом фарисея. У евангелистов Матфея и Марка — приходит накануне страстей Господних к другому Симону, прокаженному, который живет в Вифании. Иоанн же называет ее Марией. Одни полагают, что это та Мария Магдалина, из которой Иисус изгнал семерых бесов; другие считают ее сестрой воскресшего Лазаря и Марфы.