Девочка вышла и спросила у матери: «Чего просить?» Та отвечала: «Головы Иоанна Крестителя». Маленькая Саломея ничуть не удивилась и не смутилась.

«Царь опечалился, но ради клятвы и возлежавших с ним не захотел отказать ей. И тотчас, послав оруженосца, царь повелел принести голову его. Он пошел, отсек ему голову в темнице и принес голову его на блюде и отдал ее девице, а девица отдала ее матери своей ».

Так, наконец, обрел Иоанн Креститель радость и постиг, кто Тот, впереди Кого он шел на земле. Он познал Христа.

В дни, последовавшие за казнью Иоанна Крестителя, популярность Христа в народе достигла высшей точки, что весьма обеспокоило тетрарха. Возросла любовь, которую Он вызывал, но еще более — ненависть. Возможно, к этому времени следует отнести короткое пребывание Иисуса в Иерусалиме на каком-то иудейском празднике, названия которого евангелист Иоанн не упоминает. По-видимому, Он совершил это путешествие втайне от всех, без Двенадцати, перед тем разослав их парами по всей Галилее. Оказавшись один в логове врагов, Он исполнил то, зачем пришел — но сделал это с мудрой осторожностью змея, как советовал действовать ученикам.

Это произошло в субботний день у одного из пяти входов в купальню близ Овечьих ворот. Не повышая голоса, Он велел человеку, парализованному вот уже тридцать восемь лет: «Встань, возьми постель твою и ходи». И тут же, будто Он совершил что-то дурное, затерялся в толпе. И действительно, для иудеев было преступлением велеть расслабленному нести постель в субботний день. Началось дознание. Исцеленный, который тем временем встретил Иисуса в Храме, узнал Его и выдал.

Тогда Назарянин встал лицом к лицу к этой своре и дал ей отпор. Он с такой смелостью говорил иудеям о единстве Сына и Отца, что Ему пришлось спешно покинуть святой город, чтобы Его смертный час не настал прежде времени.

Двенадцать уже ждали Иисуса на берегу озера. Они возвратились с проповеди, пораженные тем, что совершили Его именем. Должно быть, в этот момент Иуда Искариот увернет, что наконец-то он у цели и Хозяин скоро совершит великий переворот. Тогда-то и обнаружится, как полезно быть в числе Его ближайших друзей!

Все были веселы, возбуждены, но очень устали. Их постоянно теребило столько людей, что им даже некогда было поесть. И Учитель, пожалев утомленных учеников, увел их отдохнуть в пустынное место.

Но любое пустынное место, куда бы ни приходил Сын Человеческий, тотчас становилось людным. Только в лодках Петра или сыновей Зеведеевых мог Он хоть сколько-нибудь уединиться. Вот они и отплыли от берега. Но люди уже проведали место Его уединения, и, когда Иисус с учениками пристал к другому берегу озера, их встретила та же большая толпа, добравшаяся туда пешком и даже увеличившаяся за счет людей, пришедших из окрестных городов: они были изнурены, преданны и доверчивы, как стадо овец. Все их головы, как у овец, были повернуты к Нему. Он не сердился на них. В сердце Бога жило человеческое чувство, в крови Его пульсировала Божья любовь; ибо с той поры, как Слово стало плотью, для Творца и твари жалость сделалась общим чувством. Телом Своим Бог познал голод бедняков, их жажду и усталость. Он стал причастен к их поту, слезам и крови.

Итак, Он начал «учить их многому», как говорит Евангелие. Нам не сообщается, о чем именно говорил Иисус, испытывая жалость к измученной, но внимательно слушавшей Его толпе. Не сообщается, конечно, потому, что в человеческом языке нет для этого слов. Но мы знаем, что никто из множества собравшихся здесь мужчин, женщин и детей не обратил внимания на приближение сумерек. Они внимали, они отдались этому таинственному Пастырю. Он говорил до тех пор, пока Его не остановил шепот учеников: «Место здесь пустынное и время уже позднее. Отпусти их, чтобы они пошли в окрестные деревни и селения и купили себе хлеба».

Усталость и досада слышны в голосе Учителя, когда Он отвечает им: «Вы дайте им есть». Неужели они еще не поняли, что все это не имеет для Него значения?

Филипп говорит: «Им на двести динариев не довольно будет хлеба, чтобы каждому досталось хоть понемногу…» Был там мальчик, у которого нашлось пять ячменных хлебов и две рыбы. Но что это для такого множества? Пяти тысячам человек велел Иисус возлечь на траву. «И взял хлебы и, воздав благодарение, роздал ученикам, а ученики возлежащим, также и рыбы, сколько кто хотел». Оставшейся едой наполнили двенадцать коробов.

Насытившись, они перестали походить на овец, тут же превратилась в пламенных сторонников Иисуса и решили поставить Его царем. Именно этого момента и ждал, конечно, человек из Кариота. Такого шанса ни за что нельзя было упускать. Увы! Учитель снова его разочаровал, Он воспользовался наступившей темнотой, чтобы убежать от такой великолепной возможности, и ушел на гору, велев ученикам сесть в лодку и плыть в Капернаум. Ему хотелось побыть одному. Вероятно, Он был взволнован тем, что только что совершил на глазах у всех. Смысл произошедшего был выше разумения этих простых людей, — так художник бывает раздосадован похвалами, расточаемыми его наброскам, тогда как Он вынашивает в сердце еще неведомое миру произведение.