Когда же, если не сегодня, решится Он возвестить невообразимое, немыслимое умножение хлеба и вина, которые станут Его телом и кровью! Не так уж долго осталось Ему жить. Наступила ночь, поднялся ветер и, наверно, принес запах травы, растоптанной тысячами людей, над которыми сжалился Сын Человеческий. Иисус вспоминает об учениках, с трудом гребущих против ветра, решает, что пора присоединиться к ним и выбирает наикратчайший путь.

Он легко, не раздумывая, вступил на зыбкую поверхность воды… Мы знаем, что ни одно из чудес Христа не совершалось случайно. Сын Человеческий не мог забыть, что, будучи Человеком, Он не должен бы ходить по морю. Однако Он действует как Некто уверенный в Своем праве ходить по водной равнине. Ноги, которые не так давно отирала волосами грешница, теперь омывала пена. По-видимому, светила луна, так как вдали Он увидел гребцов, борющихся с ветром. Марк говорит нам, что Он «хотел миновать их». Увидев, как они бросили весла и в ужасе вскочили с мест, Иисус понял, что напугал Своих возлюбленных, как когда-то жителей Курси. Он закричал им издалека: «Это Я! Не бойтесь! Это Я!» И, приблизившись к ним, прыгнул в лодку; ветер утих, и море успокоилось под Тем, Кто плыл по нему.

Хотя чудо совершилось под покровом ночи и его свидетелями были только Двенадцать, о нем стало известно, ибо много людей видело, как апостолы сели в лодку без Учителя, а когда они берегом пришли в Капернаум, то поразились, увидев там Иисуса. Отовсюду сыпались вопросы: «Равви! Когда Ты пришел сюда?»

Они искали Его, потому что Он накормил их в пустыне и им хотелось еще дарового хлеба. Они нетерпеливо ожидали бесплатного угощения. И это им Иисус должен был рассказать о совсем другом, небесном хлебе! Но Сын Человеческий, которого фарисеи и первосвященники приводили в ярость, — с простыми людьми само терпение. Он терпеливо разъясняет им:

— Заботьтесь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную, которую дает вам Сын Человеческий.

В Капернаумской синагоге, куда Он их привел, враги уже смешались с толпой обездоленных, которых Он накормил накануне. Послышались злые голоса:

— Какое же Ты дашь знамение? Что Ты сделаешь?

Конечно, им уже рассказали о странном умножении хлебов… Ну и что! Они знают: у этого обманщика в запасе немало всяких трюков. Да и не так трудно обмануть этот сброд. Истинное чудо — это манна в пустыне. Попробуй совершить такое и Ты, умножающий хлеба! «Отцы наши ели манну в пустыне…»

Иисус тяжко вздыхает: их восхищает слабое подобие того, что совершит Сын Божий. Но многие не захотят поверить. Истинное, редчайшее чудо — это человек, которому не нужны внешние доказательства, а достаточно одной веры. Есть ли что-нибудь для большинства людей за пределами того, что можно увидеть и потрогать? Чтобы их убедить, от воплощенной Любви требуются нечеловеческие усилия. Они убьют Его, но Он будет жить в Евхаристии. Он знает, что наступят дни, когда множество людей будет падать ниц перед Святыми Дарами. За Ним пойдут бесчисленные последователи во всех концах земли. И что значит перед лицом этих будущих несметных толп кучка поднявших вокруг Него суматоху иерусалимских и капернаумских иудеев? Настало время впервые заговорить с ними о непостижимой тайне.

Истинно, истинно говорю вам: не Моисей дал вам хлеб с неба, а Отец Мой дает вам истинный хлеб с небес, ибо хлеб Божий есть тот, который сходит с небес и дает жизнь миру.

Тогда они говорят:

— Господи! Подавай нам всегда такой хлеб.

Он отвечает:

— Я есмь хлеб жизни. Приходящий ко Мне не будет алкать, и верующий в Меня не будет жаждать никогда.

Христос зашел слишком далеко, и отступать уже поздно. Сейчас Он не перед женщиной из Сихари, которой открыто сказал, кто Он, а перед врагами и друзьями, и некоторые из друзей уже отходят, смущенные этим новым Его обликом. На этот раз Он перешел все границы, и возмущенные выкрики фарисеев находят поддержку даже среди учеников. Ропот осуждения мешает Ему говорить. Он бросает им как вызов всю Свою любовь. На этот раз Он скажет все до конца. И вот уже звучат чудовищные, ошеломляющие слова:

— Не ропщите между собою. Никто не может прийти ко Мне, если не привлечет его Отец, пославший Меня; и Я воскрешу его в последний день… Истинно, истинно говорю вам: верующий в Меня имеет жизнь вечную. Я есмь хлеб жизни. Отцы ваши ели манну в пустыне и умерли. Хлеб же, сходящий с небес, таков, что тот, кто ест его, — не умрет… Хлеб тот будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть Плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира.

«Тогда иудеи стали спорить между собою, говоря: „Как Он может дать нам есть Плоть Свою?“»

Должно быть, раздался взрыв смеха. В этот момент Иуда говорит сам себе: «На этот раз Он погиб — и по Своей же вине! Если бы Он был один! Но Он ведь увлек и нас…» И, заглушая гул разделившейся на два лагеря толпы, без конца звучит один и тот же вопрос: «Как Он может дать нам есть Плоть Свою?»

Он идет вперед, как бы ничего вокруг не видя и не слыша, — но все видит и слышит. Этот отход множества сердец, которые покидают Его, ни на мгновение не ускользает от Его внимания. Пламя, зажженное с таким трудом, грозит потухнуть. Короткими фразами Он продолжает лить на огонь нелепую, невыносимую истину: