– Ты хочешь сказать, они создают контрольные группы путём замены воспоминаний?
– эта догадка неожиданно осенила меня.

– Верно. Это объясняет подобную плотность и разнообразие аномального поведения людей.

– Но как они сумели блокировать нашу технику? Неужели они обладают столь устрашающей мощью?

На мгновение я испугался, представив себе битву отсталых племён с конкистадорами, только в роли племён выступали я, Бертран и всё остальное население земли.

– Нет, я так не считаю, - он покачал указательным пальцем.
– Вероятнее всего это эффект их появления здесь.

– Изволь объяснить.

– Ладно, попытаюсь максимально упростить излагаемое.

На секунду он закрыл глаза, скорее всего призадумываясь.

– Если представить нашу Вселенную в целом как комбинацию математических уравнений, устроенную таким образом, что как их не переставляй, результат не изменится. Не совсем корректной, но более понятной будет формулировка, которую ты употреблял ранее: от перемены мест слагаемых сумма не меняется. Это и объясняет невозможность изменить что-либо во времени.

– Об этом я и размышлял последние сутки, - я вежливо прервал его.
– Тогда как им удалось это? Два плюс два всегда останется четыре.

– Несомненно, однако, результат обязательно поменяется, если ввести в уравнение ещё число. Я клоню к тому, что необязательно переставлять слагаемые, достаточно приплюсовать дополнительное уравнение, и общая картина непредсказуемо изменится.

– Ясно, но где взять дополнительные компоненты, если в наличии имеется всего две двойки.

– В этом нам и предстоит разобраться, - он запнулся, поскольку телега подскочила на кочке.

– Прошу прощения, - я выровнял лошадей и повернулся для продолжения разговора.

– Ух, чуть язык не прикусил!
– Бертран вытер со лба холодный пот.
– Не привык я, как вы историки, разъезжать на экзотических видах транспорта.

– Сконцентрируемся на нашей проблеме.

– Точно. Они состоят из материи, а где, кроме нашей Вселенной имеется ещё вещество?

Я стал понимать, к чему он ведёт.

– Только не это. Сначала ты прибегаешь к теории инопланетных захватчиков, а ныне и к совсем утопической идее о множестве Вселенных. Всем давно известно, что наша реальность единственная. Всё это лишь умозрительные выдумки.

– Я серьёзно!
– он схватил меня за плечо.
– Поразмысли сам! Если предположить, что другие Вселенные существуют параллельно с нашим миром, то всё происходящее встаёт на свои места!

– Хватит!
– я нервно стегнул лошадок, и повозка набрала скорость.

– Всё ясно. В тебе говорит учёный, нежелающий признавать возможность альтернативной истории!
– он упёр руки в бока.

– А известно ли тебе, сколько мы натерпелись из-за фальсификаций тех же эстонцев?!
– я повысил голос.
– История только одна, а все альтернативы - это жалкие подделки в попытках её переписать в угоду эгоизму! Будьте вы прокляты, эстонцы!
– погрозил я кулаком вдаль.

– Но разве это не объясняет наличие совершенно неизвестного языка и элементов культуры, никогда не существовавших здесь?

Как ни прискорбно, а в этом он совершенно прав. Согласно имеющимся данным, сей язык возник из пустоты.

– Это очередная пакость подлых эстонцев!
– запротестовал я.

– Я понимаю твои чувства, все мы искренне ненавидим эстонцев. Но всё же, сваливать все злодеяния на них неверно. Ты чрезмерно поддался влиянию культурной среды данной эпохи.

В его словах определенно был толк. Привычка делить мир на чёрное и белое, а все беды списывать на дьявола, очень заразительна из-за большой своей простоты.

– Ты прав, прошу прощения. Историк всегда должен стараться быть объективным.

– Надо же, кажется, мы пришли к взаимопониманию, - Бертран почесал затылок.
– Следует напомнить, что эстонцев уже нет, собственно как и Эстонии, да и всего будущего. Рискну выдвинуть предположение, что там сейчас сплошная мешанина, обретающая форму лишь после их появления.