Строго говоря, здесь настоящих яшм (кремнистых осадков) почти нет. Яшмами на Алтае называются окремненные порфиры и их туфы, кварцевые порфиры, песчаники и метаморфизованные сланцы. Разнообразие их настолько велико, а глыбы порой так огромны, что они не могли не обратить на себя внимание посланцев Екатерины II, когда она в 1786 г. отправила «опытных людей» искать «узорчатые каменья» для украшения петербургских дворцов.

На Алтае встречается белая яшма с черными дендритами, черная с редкими белыми точками и знаменитая риддерская зеленовато-синяя струйчатая с розовыми пятнами, и еще более известная ревневская яшма с пестрым узором зеленовато-желтых лент. Из всех этих материалов, особенно из зеленовато-желтой ревневской яшмы, на Колыванской фабрике выделывались большие чаши, колонны и вазы. Десятки лет трудились мастера, при самом первобытном техническом оборудовании, над изготовлением некоторых изделий. Так, 12 лет потребовалось для изготовления огромной чаши эллиптической формы, которая и сейчас находится в Эрмитаже. Большой диаметр ее — 5,06 м, высота — 2,58 м, а вес — свыше 11 т. По своим размерам эта чаша — единственная в мире.

С большим трудом доставлялись огромные изделия Колыванской фабрики в Петербург, за 4 тыс. км с лишним. До постройки железной дороги изделия отправляли с «серебряными» караванами сухим путем по непролазной грязи Великого Сибирского тракта, и нередко приходилось впрягать свыше ста лошадей, чтобы тащить эти громады. Первые 2 тыс. км груз везли обычно зимой на санях, а около Екатеринбурга на пристанях реки Чусовой перегружали его на баржи для дальнейшей перевозки по Каме и Волге.

Не меньше затруднений представляла и доставка на фабрику монолитов из месторождений, расположенных в лучшем случае в 50 км от фабрики. Самые ценные яшмы встречались по реке Коргону, в диком скалистом ущелье, попасть в которое можно лишь по узкой тропе. Добытые здесь камни зимою тянули вниз по льду реки, причем впрягали в камень свыше сотни рабочих. Иногда за день перемещали камень всего лишь на 500 м. Эти дни сейчас отошли в прошлое. Будущее этих месторождений — в новых технических методах добычи, транспортировки и обработки, в проведении узкоколейных дорог и автомобильных путей и в том общем подъеме техники, без которого невозможно развитие камнерезной промышленности этого края.

Оставив прекрасные долины Алтая с их чарующей природой и богатствами пестроцветного камня, обратимся к восточным отрогам Саянских хребтов.

Здесь, среди дикой и неприветливой природы, среди бурных рек и горных вершин, окружающих прекрасное «Байкальское море», два камня привлекают наше внимание: нефрит и лазурит. Оба они были открыты еще в далекие времена местными жителями — сойотами, которые продавали их через Кяхту китайским купцам. Но практически эти камни стали доступными в середине XIX в. благодаря открытиям русского горного инженера Григория Маркьяновича Пермикина и француза Алибера. Эти два различных характера сошлись здесь на любви к камню и на общем деле поисков его месторождений: один — посланный русским правительством специально с этой целью, другой — умный делец, энергичный продавец и скупщик мехов, талантливый организатор крупного графитового дела на голых вершинах Ботогольского гольца, крупный промышленник и финансист. Их энергии и умению идти на тяжелые жертвы обязаны мы первыми находками больших валунов нефрита, то темно-зеленого, почти черного цвета, то светлого, с теми редкими оттенками сыворотки или молока, которые так ценятся в Китае.

По бурным рекам Урику и Оноту собирал Пермикин большие глыбы этого камня, грузил их на плоты и по стремнинам мимо нависших скал сплавлял вниз, почти до Иркутска. По его инициативе была организована постоянная добыча нефрита; большие глыбы собирали на берегах рек и зимой по льду вывозили на санях в главный рыночный центр нефрита — Иркутск. Но самые крупные монолиты (до 10 т весом и больше) еще и сейчас лежат в тех местах, где они были найдены.

Так продолжалось до экспедиций геолога Л. А. Ячевского, который в 1897 г. открыл в верховьях рек Онота и Урика крупные коренные месторождения нефрита и установил, откуда сносились глыбы этого камня бурными реками Саянского хребта.

Но не один нефрит составляет богатство этого края. Здесь встречаются прекрасные и разнообразные змеевики, мягкий агальматолит, подобный мягкому камню китайских безделушек, и различные сорта зеленоватых и белых мраморов.

Однако труднодоступны вершины этих хребтов; неприветливы и малопроходимы долины, и не скоро энергия человека сумеет подчинить себе суровую, но богатую природу этого края.

Гораздо доступнее и ближе к культурным районам лежат месторождения другого ценного камня Саян — лазурита. Голубовато-синие валуны его попадаются по бурной речонке Слюдянке, впадающей в Байкал. В 1787 г. известный исследователь Сибири академик Лаксман впервые отправил отсюда партии лазоревого камня для облицовки Лионского зала в Царскосельском дворце. И опять энергии того же Пермикина обязаны мы поисками коренных месторождений и первой добычей нескольких тысяч пудов этого камня, столь излюбленного в русском декоративном искусстве. Под его руководством здесь, в долине реки Малой Быстрой, шла оживленная выработка этого камня, неправильными скоплениями рассеянного в кристаллическом известняке.

Позднее копи были заброшены, здания завалились, а отвалы поросли густым лесом. Сейчас перед нами встает только прошлое этих месторождений — увлечение Екатерины II, восхищенной ими, энергия Пермикина и его помощников и, наконец, роковая судьба большинства русских начинаний, подавленных канцелярским гнетом царского режима и оставленных в момент расцвета…

Еще дальше на восток, там, где Яблоновый хребет своими горными кряжами проникает из пределов Монголии в Южное Забайкалье, мы встречаемся с еще одним крупным районом самоцветов России. Край этот еще недостаточно исследован. Лишь по отрывочным старым данным мы можем судить о тех богатствах, которые таятся в его недрах. Одни месторождения находятся в знаменитом Борщовочном хребте, который тянется вдоль реки Шилки. Здесь скрываются ямы с розовыми и цветными турмалинами, нередко своей игрой напоминающими хризоберилл, розовато-желтыми бериллами — воробьевитами и огромными золотисто-желтыми топазами. Только одна копь около деревни Савватеевой немного разрабатывалась в последние годы перед первой мировой войной группой читинских промышленников, все же остальные не только поросли густым лесом, но и частью совершенно затеряны в тайге обоих склонов Борщовочного кряжа.

Совершенно иную картину мы видим в южной части Забайкалья, где холмистая местность покрыта безлесными и сухими степями Монголии и где в знаменитом хребте Адун-Чалоне и не менее знаменитой Шерловой горе сосредоточены прекрасные месторождения светло-голубого и желтого берилла, трещиноватого и мутного топаза, дымчатого кварца и аметиста. В этих копях, открытых еще в 1723 г., добывали почти исключительно бериллы и аквамарины, и бывали годы, когда с небольших глубин извлекали десятки пудов хорошего, хотя и светлоокрашенного ограночного материала.