– Наташа… – примирительно начал папа. – Я не думаю, что сейчас нам стоит…

Но она не дала ему закончить.

– Мы их решили. В ближайшее время мы подаем заявление о разводе, поскольку для тебя прояснение ситуации оказалось невероятно важным. Тебе уже пятнадцать, и ты сама сможешь решать, с кем из нас жить после этого.

Мой мир исказился за долю секунды, будто кто-то подсунул искаженное зеркало, и все перемешалось, искривилось, развалилось на части.

– Раз ты не можешь жить в нашей «ненормальной» семье, то будет у тебя нормальная. Довольна?

В груди разорвался большой воздушный шар. Его обрывки застряли в легких, мешая вдохнуть или выдохнуть. Мама, как судья, зачитавший приговор, поднялась с дивана и ушла на кухню.

– Тыковка…

Папа положил мне руку на плечо, но я дернула рукой, сбрасывая теплую ладонь. Сейчас мне не нужен был никто. Мысли, будто выхваченные фонарем, как тени в Alan Wake, появлялись на свету и тут же растворялись, падая в бездну. Как я буду жить теперь? С кем я буду жить теперь? Где? Зачем?

– Женя, послушай, это решение ничего не меняет…

– Ничего не меняет? – вскинулась я. На глазах выступили злые слезы. – Оно меняет все! У меня больше не будет родителей. Будет мама черт-те где и папа с блондинкой под руку. Что, ты ее теперь к нам жить приведешь? Мне теперь ее мамой называть? Это все твоя вина! Ты все разрушил!

Отец поправил очки и покачал головой:

– Хорошо, пусть будет так. Пусть это я буду виноват, если тебе так легче. Я просто не хочу, чтобы ты под влиянием злости за меня принимала какие-то решения насчет будущей жизни.

– Ты боишься, что я с тобой останусь? Или что с мамой уеду? Не хочешь, чтобы я мешала вашей новой личной жизни, да? Не волнуйся, я с Викой поживу!

При одной мысли об этом у меня внутри что-то дрогнуло. Я и Вика вместе больше трех дней не можем. Нет силы во вселенной, которая заставит сестрицу принять меня в свое временное убежище. Бабушек-дедушек у меня нет…

– Тыковка, мы с мамой примем любое твое решение, но подумай хорошо, пожалуйста. Никто не требует, чтобы ты прямо сейчас сказала нам, с кем будешь жить дальше, но рано или поздно придется об этом подумать.

– Подумать? Да я только и делаю, что думаю! – Слезы мешали говорить, но я давила рыдания в груди. Ни за что не покажу ему, как мне больно. – Спасибо, что разрушил нашу семью, папочка!!!

Я вылетела из зала в свою комнату, подхватила рюкзак и дернулась к двери.

– Женя, постой! – неслись мне в спину два голоса. Но сейчас меня остановить не мог никто.

На улице было совсем темно. Желто-оранжевые глаза фонарей напоминали новую окраску Honda CBR, снег стал совсем мелким и мельтешил перед глазами, оставляя на волосах, ресницах и коже холодные лужицы. Наша соседка по подъезду катила в мою сторону большую коляску для близнецов. Я на автомате подержала ей дверь и, кажется, поздоровалась. Она улыбнулась, но избавила меня от разговора о младенчиковой прелести, тем более что в укутанных куколках, похожих на гусеницы, разглядеть прелесть было очень сложно. Открылась дверь одной из припаркованных машин – до меня долетела рекламная песенка на радио. Всюду люди, которые живут своей обычной жизнью. Почему у меня такой швах со всем? Я так хочу быть счастливой, я просто хочу иметь обоих родителей, встречаться с подругами и с Владом – ну вот, хотя бы в этом призналась. Хочу водить мотоцикл. Хочу, чтобы прилетел вдруг волшебник и решил все мои проблемы.

«Нет, Женя, так нельзя», – напомнила я себе. И медленно побрела к Настиному дому. Не к Вилу же ехать посреди ночи. Тем более вдруг он там уже вовсю мирится со своей Аллочкой.

Мир вокруг меня, который всего несколько часов назад вдруг засиял красками, когда Влад меня поцеловал, когда отшил свою блондинку, когда мы были вместе, вдруг погрузился в полную темноту.

– Женечка, ты чего?

Голос у Насти был испуганный. Она открыла мне дверь и замерла на пороге. Кажется, подумала, что я убивать ее пришла, радость моя светловолосая.

– У меня родители разводятся, – прошептала я, стараясь удержаться от всхлипываний.

Подружка посторонилась, пропуская меня в квартиру.

– Настя, кто там? – поинтересовалась из кухни Ирина Анатольевна, Настина мама. Я бросила умоляющий взгляд на Козареву – разговаривать сейчас еще и с ее мамой у меня не было никаких сил.

– Это Женечка, мам. Мы в моей комнате посидим, она мне поможет информатику сделать! – отозвалась Настя, пока я стаскивала ботинки.

– Чай будете? – Ирина Анатольевна выглянула в коридор. Подружка тут же подвинулась так, чтобы закрыть от своей мамы мои бледные, мокрые щеки. Как же жутко я выгляжу, если Настя меня от собственной матери прячет…

– Ну ма-а-ам, ну какой чай в такое время. Ты хочешь, чтобы я опять потолстела? – возмутилась Настя. Ее мама вздохнула и махнула рукой, явно не желая вступать с дочерью в очередную перепалку. Мы проскользнули в комнату.

– Как это разводятся? У тебя же мама только приехала… Зачем им разводиться, если они и так отдельно живут? Жень, ты точно правильно все поняла? – тараторила Настя.

– Там нечего было неправильно понимать. Они разводятся, и это моя вина.

Для любого ребенка развод родителей – это прежде всего колоссальный стресс, который оказывает большое негативное влияние на психологическое состояние детей и бла-бла… Естественно, я все это читала. Только к себе никогда не относила. И вообще в среднем на десять браков приходится в последнее время от шести до восьми разводов, гласит статистика. Конечно, я понимала, что моей вины в их разводе нет, но мамины слова давили на голову, словно стискиваемый с каждой секундой все сильнее обруч. В висках кололо. Горло тоже стало колючим, будто я пила раскаленное масло.