недолго ему довелось побыть дома. Из Москвы телеграммой

извещали, что на его имя пришла повестка из военкомата (это

ответ на его заявление). Сообщение он встретил, как должное.

…Вещь за вещью извлекались из сундука армейские

сапоги, гимнастрка, тмно-синие галифе. Меня это крайне

удивило. И я, помню, сказал ему об этом.

— Ничего удивительного. Время такое! Сейчас и портянки

найдм и портупею, – говорил он, а за переборкой плакала мать.

— Да ты не думай, что вперд глядел. Это вс для Алексея,

ты же знаешь.

Старший брат Николая, Алексей, лтчик-истребитель, был

уже в деле.

Наконец вс было найдено и надето. Я помог ему

застегнуть портупею. С гражданской жизнью было покончено…

Я получил от него одну-единственную открытку: с марша

на передовую – наспех. Карандашом он сообщал, что и как.

Обещал писать и дальше.

Но почти в каждую семью приходили повестки из

райвоенкоматов. Пришла повестка и на мо имя.

51

Только, вернувшись с войны, в 1945 году, я узнал, что

больше нет Коли Майорова. Но и теперь, за огромной

дальностью времени, в это не верится.

Николай Майоров

По вехам горестных дорог

навстречу времени шагать...

Я столько раз давал зарок

порог тот не переступать,

чтоб ран чужих не бередить,

чтоб за помин души не пить.

А вот опять пришел и сел

на сиротливый табурет,

где двадцать лет назад сидел

мой друг... А над столом портрет,

что Коля Шеберстов писал, —

как будто знал, предполагал...

О, как наивны годы те

в упорстве яростном своем:

«Пусть не в стихе, пусть на холсте,

но мы дойдем...» К кому дойдем?

К любимой? А любимой нет.

И сына нет, и внука нет...

Пускай простят нам этот бред

и на бессмертие замах.

Мы жили жадно в двадцать лет,

врагам и недругам на страх.

А он глядит во все глаза

на мир из света и воды.

В слух уходил — звенит роса,

скрипят на веточках плоды.

52

Вот чья-то женщина идет.

Наверно, чья-то. Не ничья.

Бровей разлет, руки полет,

любая жилочка поет...

Такая — да еще б ничья!

Не обернулась... Ладно, что ж,

в запасе — жизнь. Ударит час —

полюбят, может быть, и нас,

мир и без этого хорош.

Еще мы шли на эту ложь.

Но он, лукавя, понимал,

что без любви не проживешь,

что сам себя не проведешь, —

мир без нее и тускл и мал.

Чего он ждал? Он сам не знал,

но верил — сбудется, придет.

Так ждут дождя в тяжелый год,

знаменья верующий ждет...

Ирина!..

В голосе твоем,

в твоих глазах, узле волос

вдруг все слилось, перевилось.

И не его вина потом,

что все пришлось, да не сбылось...

Он был средь нас добрее всех,

умнее всех, прямее всех,

а в день повесток — в трудный день —

еще к тому ж — смелее всех.

Пусть мне посмеет возразить,

пусть возмутится тот студент,

тот выпускник,

что под Ташкент

53

уехал маму отвозить,

иль тот, что в Ашхабад удрал.

(Все, говорят, стихи писал,

бил стертой рифмой по врагу...)

А мы лежали на снегу.

Погибший

в рифмах

понимал.

Николай Глазков

Майским днм

Помню солнечный майский день 1940 года. При журнале

«Молодая гвардия» существовало литобъединение,

собирающееся раз в неделю.

Помню, молодые поэты, которые очень не любили, когда их

называли молодыми, читали свои стихи. В тот солнечный

майский день читали стихи многие поэты. Большинство из них

демонстрировало незаурядную поэтическую технику. Стихи

слушались с интересом, но не трогали. Чего-то им не хватало.