— Спасибо, Эбрахам. А вы? Неужели все-таки направитесь в Штаты?

— Думаю, все же да. Эйдженси, присматривающее за моим real estate, ведет дела по старинке, и надо лично расписываться в их гроссбухах. Иначе я просто лишусь части недвижимости. Было бы крайне неприятно, согласны? Но, благодаря вашей информации, я все же рассчитываю успеть.

Через час коммуникатор компьютерщика деликатно заиграл Dans of Flowers, призывая хозяина на летное поле — борт на Франкфурт заканчивал погрузку. Распрощавшись с наивным собеседником, Эб остался за столиком и больше часа безостановочно стучал по клавишам, шифруя и отправляя мейлы, заполняя формы брокерских поручений, закрывал и открывал счета, подтверждал транзакции, сгоняя свои деньги в кучу и подгребая их к краю стола, поближе к морю безликого кэша, а когда закончил, не сразу вспомнил — где и зачем он сидит.

Заказал еще кофе, попросив набухать три порции сахара — мозгу хотелось глюкозы. Выпил, безучастно глядя на суету крошечных людей вокруг огромных туш самолетов, сложил планшет — но тут же достал его снова: идти было совершенно некуда. Главное сделано. Сделка всей его жизни состоялась, и знание этого факта оставило в Эбрахамсоне пустоту. Странно; он только что заложил основы благосостояния своего клана в новом мире, а нет даже тени удовлетворения… Сейчас по всей земле, по всему глобальному рынку члены его многочисленного клана совершают сделки — к немалому удивлению контрагентов: эти сумасшедшие, мешугенэ, берут под любые проценты, выходят в ликвидные, но плохие активы с огромными потерями, продают великолепные, надежные и доходные бумаги, чудесную, с огромным потенциалом роста недвижимость — и переворачивают саккумулированные средства в золото, золото, золото…

Оставшееся до посадки время лучше провести в ресторане, а не толкаясь в залах идиотского русского аэровокзала. Странное чувство. Сидишь, смотришь на суету: люди обедают, расплачиваются, уходят, входят новые. На летном поле сутолока — из низких серых туч вываливаются борта, плюхаются на обледенелую полосу, выруливают на разгрузку, взлетают. Огромный аэропорт стремительно прокачивает немыслимое количество людей, долларов и власти — и ни один человек не подозревает, что завтра все это остановится, замрет. Кончится. Какие-то самолеты улетят, какие-то останутся. И больше им никогда не взлететь. Пройдет какое-то время, и в них, осмелев от непривычной тишины, вскарабкаются оборванные вонючие троглодиты, бывшие русские; и пугливо пойдут по чистому салону с инопланетно белыми чехлами на креслах…

…Интересно, они будут помнить, что когда-то сами строили такие же большие непонятные штуки? — ухмыльнулся Эб, подзывая официанта:

— Еще кофе, пожалуйста. У вас всегда так людно?

— Скажете тоже, сэр; видели бы вы, что здесь творилось перед Кристмасом… А что еще будет после Индепендент Дэй. Ну, это будут уже не мои проблемы, я в июне заканчиваю… Вам принести еще что-нибудь? Нет? Приятного аппетита, сэр.

…Да. А что здесь будет твориться завтра, парень. Ты не поверишь, хе-хе… — Эб благодарно улыбнулся, подвигаясь и давая официанту поставить перед ним очередную чашечку; и мысленно повторил за официантом. — …Но это уже не мои проблемы, не мои…

Словно в подтверждение этой мысли коммуникатор мигнул и запищал. На экране появилась заставка RCRI, и Эб недовольно поморщился — что там еще надо бывшему родному ведомству от свежеи2спеченного пенсионера, но на вызов ответил. Заставку с федеральным гербом сменила издерганная лошадиная физиономия Сколковски, эйчара [259] Уральской спецзоны.

— Привет, Зигги. [260] Что, уже соскучились по мне?

— Привет, Эб. Извини, что приходится тебя дергать, но у нас тут проблемы. Ты уже в Европе, счастливец?

— Нет, еще в Moscow, но самолет скоро подадут. Чем могу помочь?

— Слушай, та черная девка, Мэрфи, которую на место старины Сатила продавили из Ural Division, умудрилась попасть в неприятности. Ее, пару человек из твоей управы и нескольких охранников грохнули эти fucking monkeys, местные.

— Чего-о? Их там уже лет шесть не видно — не слышно! — сделал крайне удивленный вид Эб. …Нет, все же надо всегда слушать внутренний голос. Вот только гляньте — не успел я убрать оттуда задницу, как началось…

— Ну, где-то она их все-же нашла. Слушай, мы сейчас не можем послать туда замену… — сердце Эба опять екнуло, — …надо пока выкрутиться день-другой с наличными людьми. Давай, помоги родной конторе, Эб. Кто лучше всех сможет справиться с твоим курятником? Директор сказал — в кого старый хрыч ткнет пальцем, того и ставьте, только быстро. И ты тоже хорош, заместитель, называется. Не успел уехать Сатил, как и ты смазал пятки.

— Ну, Зигги, тут ты перегнул. Ты же знаешь — сердце.

— Ладно, извини, старина. Я забыл. Знаешь, как пошла эта полоса неприятностей, я удивляюсь, как еще умудряюсь помнить свое имя… Ну? Так кто?

— Сначала скажи, вы уже связывались с АНБ? Лучший выход — расшифровать [261] Папу, он же бывший морпех, умеет работать с персоналом. Ему и карты в руки.

— Ого, Эб, ты знал, кто такой Райерсон?

— Конечно, — фыркнул Эб. — Парень мрачно зыркает, когда кому-нибудь случается помянуть всуе дядю Сэма, обходит оба заведения по три раза за вечер, и разить джином от него начинает только после третьего круга — трудно не догадаться, верно? Я даже знаю, кто сидел в моем курятнике от РУМО. — Эб удовлетворенно хохотнул. — И ставлю свое выходное пособие против твоей недокуренной сигары, что военные парни из Yekaterinbourgh сделали круглые глаза и послали вас подальше. Верно?