— Догадливый, — согласился Ахмет, плюща догоревшую сигарету.

В хозяйском кабинете повисла напряженная тишина. Мужики явно не одобряли еще не озвученную идею — сегодняшняя удача показалась им настолько из ряда вон выходящим событием, что любые мысли о повторном заходе невольно сравнивались с дерганьем черта за бороду. На самом деле, если пофартит увернуться от ответки, то грех дергаться и искать на жопу приключений — взятый утром хабар обещает сытую спокойную зимовку.

Надо врать. …Опять вокруг люди, и опять начинается вранье… — с усталым отвращением Ахмет вытряс из пачки новую сигарету. — …Почему так? Как соберется больше двух человек, сразу начинается. Как заебло это все… Ниче. День — и все. Завтрашний день…

Ахмет тщательно утолкал сигарету обратно в пачку и обвел Сережиковых мужиков взглядом, в точно подобранной пропорции смешавшим уверенность, одобрение и немного вызова.

— Личного состава на базе шестьсот человек.

— Ох ни хуяшеньки… — выдохнул кто-то.

— Обожжи бояться. Это половина баб, да педрилы всякие за компьютерами, вояк гораздо меньше. Войск федеральных один платун, это взвод по ихнему. Половина срочников, половина наемные, типа как у нас раньше контрактники были. Призывники — так, мясо. Контрактники, по сведениям, по-сурьезнее. Взрослые мужики, сытые и с опытом.

— Уже вдвое больше, чем нас…

— Так оно. Однако мы с ними стенка на стенку ходить не станем.

— А как тогда? Какие мысли?

— Потом о мыслях. Так, взвод армейских. Дальше. Эти, частники наши утренние. Три… теперь уже два взвода. Этих вы сами видели. Это «Иринис», контора так называется. Есть еще «Блэкватер», тоже контора типа этих. Еще взвод.

— Рота с гаком набирается…

— Не все еще. Еще милитари полис, полиция военная. Чуть больше десяти человек, эти черти точнее не знают. Больше десяти, меньше двадцати. Не бойцы.

— А че они там делают?

— Пьяных поди по барам крутят, — хмыкнул Сытый, определенно собиравшийся поддерживать старших Дома при любом раскладе.

— Точно, — подтвердил Ахмет. — Там два бара у них.

По мужикам пробежало едва заметное шевеление, кто-то даже пробормотал неясную фразу со словом «пиво».

— Не только пиво, — тут же отреагировал Ахмет. — Соляр. Жратва. Патрона море, ствола море, техника. Понимаете, рядом с чем ходим? Это все. Это столько, что навсегда.

— Мертвому оно без надобности, — обозначился главный оппозиционер, тот самый невзрачный мужичок. — Ахмет, я вот что скажу. Ты мужик боевой, и не без удачи. Сегодня ты это показал, базару нет. Но ты знаешь, куда сейчас народ потащить хочешь? С половиной батальона воевать. Понимаете вы это, братцы? Почти полбатальона там сидит. С минометами, за минными полями. А нас отделение.

— Обожжи бояться, — повторил Ахмет ключевую фразу разговора, спокойно и доброжелательно глядя на мужика, и остановил жестом напружинившегося Сережика, явно собиравшегося ринуться обозначать, кто тут старший. — Я сейчас доложу, что имеем. Есть над чем репу чесать. Только вот еще че, пацаны. Там у них наши, сто шестьдесят человек. Типа как рабы. Им эти на головы какие-то электрические хуйни натянули, и они там по самым херовым местам лазают, этим разные дорогие штуки достают.

— Это как — электрические хуйни?

— Да, че это? Чтоб не сбежали?

— Это тебе эти двое сказали?

— Ну да. Говорят, в зоне, где радиация, там ходят. На голове — шлемаки такие здоровые, как на мотоцикле ездить, и через них эти как-то ими управляют: туда пойди, то принеси. А че это за байда, я сам толком не понял, — снова соврал Ахмет, не желая размазывать про виртуальную реальность и ломать темп разговора. — Эти двое пидоров сами ладом не в курсе. Они так, соляра, через день на ремень.

Кидать — очень опасная штука. Такого вообще не бывает: кинуть — и потом спокойно спать. Кидалу всегда находят и наказывают. Короче, кидать нельзя. Как бы. Но уж если ты собрался кого-то кинуть, то кидать надо сразу на все. Так, чтоб прокинутого раздавило, расплющило, окончательно и бесповоротно, в говно, в парашную грязь, до паморок. Если ты не умеешь кидать ТАК — на все, на полную, до кости, до последного гроша — не берись. Убьют, без вариантов.