— У, богатый какой. Не, Ж… Кирюха, зря ты так. Я бы за полтора ещё подумал. Машин по Тридцатке мало, а патрона много, некоторые нахапали. Им куда его деть? На хуй он нужен, лежать?

— Не, ты простой такой. Это тебе хорошо, у тебя его хватит ствол расстрелять, а мне? Одна лента, и та твоя. Наехал кто — всё, один сеанс, и тю-тю. Всё равно надо искать, где брать. Ты же за патрон чем другим не возьмешь?

— Не-а, патроном брал, патроном и отдавай.

— Ну вот.

Немного прошли молча. Обогнули мокрым лесом садовый кооператив, не желая получить из-за забора дроби в морду. Жирик снова завел базар про то, что неплохо было бы взять Автайкинский Дом. Типа, взять их будет не так сложно, у них там пьянка постоянно, и хули псы да жулики против нас, реально воевавших мужиков — Жирик ничем не гнушался, приплел и Ахмета чуть не к ветеранам…

— Слышь, товарищ начальник. Ты ради пары коробок хочешь цинк пятёры сжечь? Ну не верю я, что там будет больше, чем ты истратишь, не верю. Значит, вопрос в другом. Или колись давай, чё ты удумал, или я об этом больше базарить с тобой не буду.

Жирик опять заткнулся и засопел. …Ух ты, мы никак недовольны, что старшего товарища не сумели запаровозить. [129] — насмешливо думал Ахмет, боковым зрением наблюдая за насупленным Кирюхой. — …Однако, как быстро наш младший товарищ вошел в должность, а! Не успел ещё Дом как следует собрать, а уже вон чё, одного соседа втемную разводим, второго грохнуть собираемся…

— Ахмет. Я тебе скажу, но это моя наколка, ништяк? [130]

— Чё, такая жирная? Может, я и сам знаю, — поддразнил Ахмет. — Ладно, ладно, не менжуйся, твоя так твоя, поперек не сунусь. Ежли чё на свару возьмем, пилим по Домам. Один Дом — одна часть.

— Ага, щщаз! По людям делим!

— Ушлый? Я только сам пойти могу. На Доме я кого оставлю? Бабу?

— Тогда так. Делим на части: Дом — одна часть, человек — тоже одна.

— На домашнего тогда не целую, а половину. Целая — на хозяина.

— Ну… Лады. Короче, смысл такой — не в патроне дело, правильно ты выкупил. Смысл в том, что под Автайкиным живет один очень интересный пацан, Толик Паневин. Знаешь, может? Нет? Он с чехами все четыре войны отмудохал, а перед пенсией в 59395 служил, у полковника Улановских. Помнишь, на шахту когда ходили?

— Конечно. Хрен забудешь, чуть сам себя не взорвал тогда.

— Вот. Чё это за часть, знаешь? Арсенал атомный, понял? Он там рядом, через сопочку от шахты, километров пять, не больше.

— Да это каждая собака знает. Только это, мне Максимыч, покойник, чё-то насчет заразы говорил. Вроде как смену, которая внизу на БД [131] сидела, амеры чем-то бактериологическим траванули. Или химическим. А ты туда лезть собрался?

— Я там был уже. Нет там следов, что бациллами работали. А химия, может, если и была, то выветрилась. Наверно.

— Эт ты когда успел?

— Ещё Конь посылал. ЗУхи-то откуда, понял, нет? Я старшим, и ещё четыре пацана. Они трупы уже, их ещё по зиме грохнули. Так что, кроме меня, уже не знает никто. Первого начштаба Конь сам привалил, Фому ты взорвал, Конь тоже, да все уже двухсотые, кто в курсе был.

— Так… Ни Мирохе, ни Нигмату пока не до этого… А этот твой чё, не слил ещё своим?

— Да какие они ему свои. Попкари-гнилухи да жулики, а он — боевой офицер всё же. Он на них как на грязь смотрит, ну, в душе. Это ж видно.

— А чё ж ты с ним общего языка не поищешь? Позвал бы к себе, у тебя ж Дом.

— Не найдем мы с ним общего языка, — отрезал Жирик. — И добром он не поколется.

— Дак нахера он тебе вообще сдался, раз ты там сам полазил? И вообще, пора уже обозначить, чё там такое лежит, что тебе так неймется. Хотя погоди, давай догадаться попробую. Капониры? Боезапас там остался?

— Почти угадал. Автоматические пулемёты в потернах. [132] Они за панелями такими стоят, как бы вентиляционными, а когда проникновение — потерны глушатся, и эти дуры начинают садить на каждое движение. Мы тогда один, в самом начале который, с турели сдернули — а короб боепитания выковырнуть не смогли, сталь толстая. Ленту пробовали вытаскивать, сначала вроде идет, а потом там чё-то раком встает, и ни туда, ни сюда. Да и не поковыряться там было больше минут пяти, край — десяти, клеть недалеко от этого места, а в клети тогда двухсотые метровым слоем лежали, из них по коридору шагов на десять натекло.