Илюшин кратко рассказал мою военную биографию, упомянул снайперский счет и ушел, сказав, что остальное я решу сам со старшим сержантом, Леонтием Бедой. Взвод насчитывал тридцать шесть человек В строю стояли тридцать четыре. Двое дежурили в траншее у пулеметов. По совету Беды я отпустил второго номера станкового пулемета и одного наблюдателя на свои места в траншею. Никогда бы не подумал, что три с лишним десятка человек — это так много. Шеренга по два бойца выстроилась метров на двадцать.

Кроме Леонтия Беды мне представились еще два сержанта, командиры отделений. Один, в возрасте, лет под сорок, второй — лет девятнадцати, как и я. Чувствовалось, что он закончил учебку. Отрапортовал четко, звонким мальчишеским голосом, что личный состав третьего отделения в полном составе несет службу согласно Уставу и приказам руководства.

— Сержант Мухин! — закончил он доклад.

Среднего роста, крепкий, как боровичок, он был туго затянут ремнем. Блестящий от смазки автомат висел, как и положено, на груди. Я не помню, что говорил своим первым подчиненным в жизни. Что-то про долг, дисциплину, необходимость постоянно учиться военному делу. Слава богу, моя, в общем-то, пустая речь длилась очень недолго, что подчиненным понравилось. Правда, испортил настроение чей-то ехидный голос за спиной:

— Кады учиться? Не сегодня завтра в бой. Там всех научат.

На эти слова я не отреагировал. Обычная встреча нового командира. Настороженная, но в общем доброжелательная. Настороженная, потому что неизвестно, какого дурака пришлют. Может, из тех, кто чужие лбы разбивают, чтобы наверх вылезти. А доброжелательность угадывалась в понимающем переглядывании и негромких фразах. Пришел свой брат-окопник, не тыловая крыса, да еще снайпер, тяжело раненный в бою. Бывалые солдаты хорошо понимали, что даже от взводного, по сути «пешки» в войсковой иерархии, во многом зависят судьбы подчиненных — рядовых бойцов, имевших лишь одно право — неукоснительно подчиняться приказам. И умным и глупым.

Леонтий Беда передал мне составленный в двух экземплярах список личного состава, опись имущества взвода. Примерно треть бойцов, по его словам, составляли опытные, повоевавшие солдаты.

— Кто три, а кто пять месяцев на передовой. Есть и дольше. Но мало.

Я кивнул, соглашаясь с ним. И три и пять месяцев для рядового пехотинца срок достаточно большой, чтобы в условиях постоянных наступательных боев стать подготовленным бойцом или убыть по ранению. Про погибших лучше не говорить. Я хорошо знал, сколько гибнут в первой же атаке и в первом бою.

— Взвод крепкий. Я считаю, лучший в роте, — убеждал меня Беда. — А там уж как вы с бойцами общий язык найдете, товарищ лейтенант.

Хотя по фронтовому обычаю мой помкомвзвода повысил меня на одну ступень (я был всего лишь младшим лейтенантом), он хитро открещивался от моих возможных неудач и проколов в будущем. В какой-то степени он считал себя обиженным. Почти месяц исполнял обязанности взводного. Как и многие в таких ситуациях, рассчитывал на офицерскую звездочку. Тем более на фронте был с декабря сорок третьего, сумел дослужиться до старшего сержанта, имел две медали: «За отвагу» и «За боевые заслуги».

По характеру Леонтий был себе на уме, далеко не прост. Сумел выжить, неплохо повоевать и вначале считал себя по уровню повыше присланного «младшого». Правда, узнав из речи ротного, что я на передовой с октября прошлого года, имею немалый снайперский счет, немного сбавил самоуверенность. Но от подковырки не удержался. «Посочувствовал» даже:

— Обижают вас, снайперов. Столько немцев побили, а медальку или орден не дали.

— Ты свои лучше начищай, — посоветовал я. — Чтобы издалека видно, что герой.

— Ну, какой я герой, — клоунски замялся, закрутился старший сержант.

Но я дожимал бывшего взводного, зная, что если не подомну его сразу, авторитет у бойцов заработать будет трудно. Командует в подразделении один человек Незваные помощники, где надо и не надо, ни к чему.

— Ты меня, Беда, не жалей. И за награды мои не переживай. Вкратце — откуда люди? Как подготовлены?

Мы сидели в полутемной, довольно уютной землянке. Плащ-палатка, заменяющая дверь, была откинута… Снаружи шуршал мелкий дождь.

— Бойцы все прошли подготовку, — выпрямившись на чурбаке, заменявшем табуретку, докладывал помкомвзвода. — Продолжаем занятия, учитывая условия горной местности. Молодняка много. Ну, эти только в бою чему-то научатся. Во взводе четыре «западника». За троими мы по совету особого отдела присматриваем. Один — наш, у него бандеровцы брата убили, дом сожгли. Он на них злой. Хорошо знает местность. Я держу рядом.

«Западники»… Еще одна проблема. Я уже слышал, что население встречает армию настороженно. Крестьяне живут неплохо, отдельными хуторами. Родители, сыновья, зятья. Держат, по нашим советским понятиям, невиданное количество скота. По две-три лошади, несколько коров и бычков, целые свинарники, не говоря уже о мелкой живности. Как огня боятся колхозов. Много молодежи скрывается от призыва в дальних хуторах или ушли в горы. Но немало и сочувствующих. В основном те, кто пострадал от немцев или бандеровцев. Я бегло проглядел список вооружения. Станковый «максим», ручной пулемет Дегтярева, четырнадцать автоматов, винтовки.