Времени, чтобы хорошо познакомиться с ними, у меня не было. Запомнился командир первого взвода, Никита Лесников. Высокий, сутулый парень с оспинами на конопатом лице удивил нас пятью нашивками за ранения. Из наград имел орден Красной Звезды и медаль «За оборону Сталинграда». Мне и Михаилу Злотникову он сразу пришелся по душе. Простой, хороший парень из-под Вологды. Радовался теплу, рассказывал, что у них в Вологде снег да сплошные дожди. Воюет два с лишним года, начав с рядового.

Из взводного пополнения остался в памяти разжалованный младший лейтенант Васин, оставивший без приказа плацдарм на реке Грон.

— Я ведь родителям и невесте карточку послал. В офицерской форме, с орденом Отечественной войны второй степени. Теперь все…

— Ничего не все, — сказал я. — Тебе всего месяц штрафной дали. Вернешься и получишь назад свои погоны и орден. — Меняя тему, спросил: — Тяжко пришлось?

— А то не тяжко! Немцы нас из тяжелых пушек бризантными снарядами выкуривали. Как шарахнет чемодан метрах в двадцати над головой, осколками, как градом, все подчистую выбивает. Окопы не спасают. На меня старшина наш свалился. Толстый! Тем меня и спас. Полушубок, как решето, а мне один осколок в каску попал. Оглушило слегка.

Вместо Чикина получил я выходца из Средней Азии, кажется, узбека, с труднопроизносимым именем. Бойцы звали его Максум. Он был осужден за трусость в бою и, судя по всему, воевать не желал. Явно притворялся, кое-как таскал ноги и не хотел понимать русский язык. Я разозлился.

— Больше других жить хочешь? Ну-ну, валяй дурака. Побежишь назад, пристрелю.

Понравился мне башкир Сайфулин, воевавший почти год и угодивший в штрафники за то, что, хорошо выпив с дружком, отстали от батальона и плутали трое суток, пока их не задержал патруль. Сорвали сержантские нашивки и определили два месяца штрафной роты. Лет тридцати, говоривший по-русски с сильным акцентом, он сообщил, что имеет жену и троих детей. Воевать будет хорошо.

— А где ж ты всю войну прятался? — спросил я.

— На племзаводе работал. Не прятался. Породистых овец разводил. Полушубки теплые знаешь? Шапки для генералов?

— Знаю. Тут генералов нет. В атаку ходить надо.

— Пойду, — согласился Сайфулин.

Возможно, фамилия у него была другая. Неточно запомнил. Но, что мужик серьезный, попавший в штрафники случайно, я понял сразу. Таких видно.

Сходили с Иваном Чеховских и вестовым Андрюхой Усовым в венгерский городок. Поглазели на аккуратные дома, ровные дороги, виноградники, на которых уже вовсю работали крестьяне. Посидели в корчме, где, как в мирное время, не спеша пили вино усатые дядьки. Я получил жалованье. Частично в венгерских пенге. Хозяин принес нам жареной баранины, сыра, острую закуску из обычного здесь красного перца. Мы заказали палинки и графин вина. Все оказалось хорошего качества, вкусное, только кукурузный хлеб не понравился.

Посетители посматривали на нас с интересом, поднимали глиняные кружки, показывая свою доброжелательность. Но особой радости от нашего присутствия я не разглядел. Хозяин натянуто улыбался. Я понимал венгров. Вчера еще их сыновья воевали против нас, да и сейчас некоторые воюют. Живут венгры получше, чем в моей родной деревне. Чего им ждать от новой власти? Никто не знает. Проводили нас приветливыми кивками, и хозяин много денег не взял, хотя в ценах я не ориентировался. Купил две фляжки крепкой палинки угостить Злотникова и Лесникова, сыра, изюма и чернослива. И зашагали к себе.

6 марта немцы нанесли сильный контрудар между озерами Балатон и Веленце. Это было одно из самых жестоких сражений конца войны. Позже я прочитаю в шеститомнике Отечественной войны, изданном в конце правления Н.С. Хрущева, о том, что удар для нашего командования не был неожиданным. История — наука конкретная, основанная на фактах. Я рассматривал карты, синие и красные стрелы ударов немецких и наших войск и буквально завяз в словоблудии историков. Это же не отчет о партсобрании! К чему целые страницы, пестрящие словами: исключительное мужество, упорство и самоотверженность, мастерство и даже «наказы парторгов», как воевать? Я хотел узнать, как же на самом деле складывалась трагическая для многих полков и дивизий та битва, кусочек которой я видел «из окопов». Но суесловие историков мало мне что дало.

Результаты той битвы знают все. Мы победили и пошли дальше. Но период с 6 по 12 марта, когда я принял свой последний бой, остается для меня непонятным. Наши части сражались храбро. Это не обязательно повторять десятки раз. Но что происходило на самом деле?

Знали или не знали наши звездоносные маршалы о готовящемся ударе, но каша заварилась крутая. Покруче, чем в феврале. Кроме многих других подразделений немцы бросили в бой Шестую танковую армию СС при поддержке все еще мощных сил авиации. За четыре дня ожесточенных боев в районе озера Балатон наши части, понеся тяжелые потери, с боями отступили на 15-20 километров.

Два дня рота находилась в полной боевой готовности, затем нас посадили на грузовики и вместе с другими частями повезли к передовой. Отдаленный гул артиллерии слышался за десятки километров, а нашу колонну дважды обстреляли пикировщики и истребители. На помощь быстро приходила авиация, но несколько машин были сожжены. Я видел, как горели два «студебеккера», а рядом лежали тела солдат.

Конечно, наступление широким фронтом немцам не удавалось. Они вбивали клинья, где-то прорываясь вперед, а где-то останавливались, неся большие потери. Каналы Шио и Шимонторья, Адонь, Озова. Если поглядеть на карту, то к западу от озер Балатон и Веленце шли горные хребты Баконь и Вереш. Местность, где нам предстояло воевать, была равнинной, пересеченная каналами, затопленными низинами.