Царства Гинь генерал Фуча Гуаньну заключил своего государя Шеу-сюй в палате Чжао-би-тхан. В шестой месяц Гуаньну предан казни. Монголы взяли Лоян. Царства Гинь главнокомандующий в Средней столице Цян-шен умер.

Цян-шень в награду за услуги, оказанные в защите страны Чжун-юань, получил должность главнокомандующего в этой стране, а потом командующего в городе Ло-ян. Через месяц съестные запасы все вышли, и солдаты малопомалу разошлись. Монгольские войска снова подступили, и город принужден был сдаться генералу Тациру. Цяншень не хотел покориться пред ним и предан смерти.

Объяснение. Цян-шень долго защищал Ло-ян и тем доказал подлинность своего усердия к престолу. Когда вышел хлеб и вспоможение было пресечено, то он разбит и взят в плен, но со всем тем не захотел перейти к монголам. Если бы же он не пренебрегал жизнью и не дорожил справедливостью, то мог ли бы столь равнодушно смотреть на смерть? Он умер должным образом, следовательно, надлежало заметить это, чтобы приписать ему соблюдение долга.

Царства Гинь государь Шеу-сюй ушел в Цай-чжоу.

Нючженьский государь, оставив генерала Ван-би для защищения Гуй-дэ, сам уехал в Цай-чжоу. В это время долго шли дожди. Придворные чиновники, сопровождавшие государя, шли пешие по грязи и питались зелеными жужубами [124] , ноги у них совершенно опухли. В следующий день государь прибыл в Бо-чжоу без всякой пышности. Число сопровождавших простиралось от двухсот до трехсот человек с пятидесятью лошадьми. Когда он остановился внутри города, то старики учинили поклонение, пав ниц на землю подле дороги. Нючженьский государь через приближенного сказал им: «Уже более ста лет, как двор пекся о вашем спокойствии. Ныне я, не имеющий добродетелей, принудил вас пресмыкаться во прахе. Я не в состоянии выразить всего. Вы только не забывайте доброты моих предков». Все кричали: «да здравствует государь!» и проливали слезы. Через день выехали и остановились в 60 ли от Бо-чжоу на юг; от дождя укрылись в монастыре Шуан-гао-сы. Сун-ай-мынь сказал, что здесь и следов человеческих не видно. Государь, глубоко вздохнув, сказал: «Живущие совершенно истреблены». Он горько зарыдал и вступил в Цай-чжоу. Старики учинили поклонение подле дороги. Видя столь бедную свиту его, каждый проливал слезы; государь также вздыхал. После он произвел Ваньянь-хушаху министром, Ухури-хао генерал-прокурором и по-прежнему главнокомандующим, Хушаху обладал способностями гражданского и военного чиновника. Все дела важные и маловажные самолично исправлял, набирал солдат, сбирал лошадей, исправлял оружие и военные доспехи и никогда не выпускал из мысли ехать с государем в Гун-чан. Приближенные долго терпели нужды в Суй-ян и не хотели ехать; они здесь женились, завели домоводство и не желали переселения; рано и поздно представляли государю о невыгодах путешествия на запад, и государь верил им. Хушаху в уединении спокойно сидел с зажмуренными глазами и только глубоко вздыхал. В это время монгольские войска находились еще далеко от Цай-чжоу. Купцы съехались сюда в нарочитом множестве. Государь успокоился и приказал набирать девиц для дворца и сделать сад для прогулок и отдохновения, но Хушаху настоятельным увещанием отклонил это. Хушаху положил награду за пожертвование лошадей и через это приобрел около тысячи. Сверх того, послал по разным местам набирать солдат и вести в Цай-чжоу. Таким образом получил около 10 тысяч храбрейших людей, и положение войска несколько поправилось. Из корпуса Чжун-сяоцзюнь низший офицер Ли-дэ, имея при себе около 10 солдат верхом, въехал в присутственное место и закричал, что они не получают месячного пайка, и даже простер дерзость до ругательства. Хушаху велел связать Ли-дэ и наказать батогами. Государь сказал ему: «Этот корпус теперь в силе и скоро будем иметь нужду в нем. Для чего не оказать снисхождения; довольно было бы сделать выговор». Хушаху в ответ сказал: «В теперешнее время дел много; отличать услуги и скрывать проступки есть добродетель, свойственная государям. Что касается до должностей командующих, то совсем иначе. За малое преступление должно наказывать, за большое казнить смертью. Наглый солдат, упрямый воин и на один день не могут быть не под законами. Низкие люди вообще такого свойства, что при послаблении делаются своевольными, а при своеволии трудно управлять ими. Несчастье в Суй-ян ужели от одного Фуча-гуаньну произошло? Также и правительство через меру послабляло. Ныне, дабы загладить прежние следы, надобно, чтобы строгость превосходила милость. Награждать должно по справедливости, а равно и наказывать, и чиновники будут исправны в должности». Солдаты, услышав об этом, уже более не смели выходить из повиновения. В это время сопутствующие чиновники все были бедны и получали содержание от Ухури-хао. Этому человеку никто не мог угодить, и он рано и поздно наговаривал государю, даже коснулся его стола и содержания. Государь рассердился и начал отдалять его. Хао, будучи огорчен, печалился, досадовал и, сказываясь больным, мало занимался делами.

Объяснение. Уйти как обыкновенному человеку, мало думающему о себе, есть выражение презрения. Хотя обстоятельства нючженьского государя были в опасном положении, и уже невозможно было действовать, со всем тем надлежало ему дать сражение под стенами столицы и вместе с престолом погибнуть. Тогда он не лишился бы чести, должной государю. Но он, будучи не в состоянии обдумать всего, решился на бегство. Нючжени, разбойнически похитив Чжун-юань, царствовали 10 поколений, и посему Ган-му не может не поставлять их наравне с удельными князьями. Ах! Тысячеколесничный владетель, не имея твердости в духе, но подражая низким поступкам обыкновенного, мало думающего о себе человека, ушел – что это значит? Со времени ухода в Цай-чжоу погибель нючженей решена. Нарочно написав: «ушел», тем крайне порицает.

Монголы дали князю Кхун-юань-цо наследственное достоинство Ян-шен-гун.

По представлению Елюй-чуцая.

Осенью, в седьмой месяц, Мын-гун совершенно разбил царства Гинь генерала Вушань при Ма-дын-шань и, покорив его армию, возвратился.

Любимый генералом Вушань генерал Лю-и явился к полководцу Мын-гун и покорился. Мын-гун спросил его о внутреннем положении генерала Вушань. Лю-и сказал на это: «Вушань занимает девять укрепленных мест. Главное укрепленное место есть Ши-сюе-шань. Передовая сторона прикрыта укрепленными местами Ма-дын-чжай, Шаво-чжай и Ху-шань-чжай. Не взяв сих трех укреплений, не можно и думать о взятии Ши-сюе-шань, если взять Лицзинь-чжай, то Ху-шань и Ша-во останутся без прикрытия». Итак, Мын-гун послал войска на Ли-цзинь-чжай, где, напав внезапно, почти всех побили. В тот же вечер еще приказал сильным солдатам ударить на Ван-цзышань-чжай, где убили начальствующего и вышли. После взяли Ма-дын-чжай. Отселе, возвращаясь, пошли на Шаво-чжай, по западную сторону которого встретились с нючженьскими войсками и одержали победу. Вскорости Дын-шунь еще взял Мо-хэу-ли-чжай. Таким образом, из девяти укрепленных мест генерала Вушань в продолжение 6 дней взято семь. Мын-гун, призвав Лю-и, сказал ему: «После потери этих укреплений Бань-цяо-чжай и Ши-сюешань непременно поражены страхом, не можешь ли склонить их к сдаче?» Мын-гун предполагал, что Вушань, доведенный до крайности, непременно пойдет на самую вершину горы Ху-шань для наблюдения за ним, почему приказал генералу Фань-вынь-бинь стать с корпусом внизу. Войска генерала Вушань действительно пошли на гору, и только что дошли до половины, как по знаку Фань-выньбинь засадные войска поднялись со всех сторон, и войска генерала Вушань расстроились. Пропасти наполнились трупами, и гора сделалась кровавой. Генерал Ву-шижо убит; 730 человек взято в плен. Брошенные латы грудами лежали. При закате солнца Мын-гун двинулся с войском и пришел к реке Сяо-туй-хэ. Лю-и сказал: «Вушань намеревается идти в Шан-чжоу и там занять крепкое местоположение, но ни старые, ни молодые солдаты не хотят идти на север». – «Теперь, – сказал Мын-гун, – не должно медлить походом». В ночи он позвал Фаньвынь-бинь и других генералов для получения приказаний, чтобы в следующий день напасть на Ши-сюе-чжай. Несколько отдохнув и подкрепившись пищею, отправились в поход и на заре пришли к Ши-сюе. В это время небо было хмуро и еще не прояснилось. Фань-вынь-бинь обеспокоился. Мын-гун, ударив лошадь, прямо поскакал к Ши-сюе и напал на это место с разных сторон. Дрались с третьего часа до девятого пополуночи и наконец овладели сим местом. Вушань ушел; за ним гнались до Нань-юй-чжай. Вушань, приметив погоню, переоделся и уклонился, но при горе Ин-хулу-шань снова вступил в сражение и еще был разбит. Наконец с пятью или шестью конными бежал и скрылся от погони. 70 тысяч войска его покорились; и Мын-гун возвратился в Сян-ян.

Монгольский Тацир обложил царства Гинь город Цай-чжоу. Зимой, в десятый месяц, Ши-сун-чжи предписал генералу Мын-гун присоединиться с его корпусом к Тациру.

В девятый месяц нючженьский государь принес поклонение небу в палате правителя. Сопровождавшие его чины совершили обряд поклонения. Государь дал им наставление и после удостоил вином. Пир еще не окончился, как объездные конные прискакали с донесением, что неприятели в числе нескольких сот человек внезапно подъехали к самому городу. Генералы и офицеры прыгали от радости. Они просили дать сражение, и государь дозволил. В тот же день отделены отряды для защиты четырех сторон и внутреннего города, и войско тотчас выступило дать сражение; монгольские войска обратились в бегство и рассеялись. Тацир с несколькими стами конницы снова расположился на восточной стороне города. Нючженьский государь приказал дать сражение, и Тацир был разбит. После чего монгольские войска более не приближались к городу, но сделали земляной вал и обложили город. Ши-сун-чжи предписал генералам Мын-гун и Цзянхай, чтобы они по силе договора, заключенного с монголами, присовокупились к Тациру с 20 тысячами войска и доставили ему З00 тысяч мешков сарацинского пшена (риса). Тацир крайне обрадовался и усугубил приготовление осадных орудий. Звук от рубки дров слышан был в самом городе. Опасение в городе увеличилось, и жители только втайне советовались и выбегали с покорностью. Нючженьский министр Хушаху, памятуя милости государя и долг подданного, ежедневно занимался успокоением жителей и распоряжением оборонительных мер. Он в это время ни разу не ходил в свой дом. Войска и народ чувствовали решимость, и с того времени все твердо стояли на одном. В одиннадцатый месяц обе армии, южная и северная (китайская и монгольская), подступили под город с осадными орудиями. В городе потребовали всех жителей к защите. Когда же силы народа оказались недостаточными, собрали сильных женщин, нарядили их в мужское одеяние и использовали их для доставления деревьев и камней. Нючженьский государь сам выходил для ободрения. Войска его выступили из восточных ворот дать сражение. Мын-гун пресек им возвратный путь и получил несколько перебежчиков, которые сказали, что в городе терпят недостаток в хлебе. Мын-гун сказал: «Уже дошли до крайности; надлежит наблюдать, дабы в отчаянии не пробились сквозь осаждающих». Он условился с Тациром, чтобы армии, северная и южная, действовали согласно. В 12-й месяц Тацир послал генерала Чжан-жеу с 5 тысячами лучших войск к стенам города. Жители городские утащили двух солдат крючьями, а Чжан-жеу был покрыт стрелами, как еж. Мын-гун приказал своему передовому корпусу идти для подкрепления; они освободили Чжан-жеу и увезли с собою. На другой день Мын-гун, отчаянно сражаясь, приблизился к озеру Чай-тхань и, сделав на нем укрепление из палисада, приказал офицерам взять башню Чай-тхань-лэу. Нючженьские войска начали оборону. Солдаты южной армии полезли наверх подобно станице рыб и приступом взяли башню. Цайчжоу почитал озеро Чай-тхань укреплением; за ним протекает река Жу-хэ. Озеро по местоположению было на 50 или 60 футов выше поверхности реки. На стене башни золотыми буквами означено, что в ней поставлены потаенные большие самострелы. Сказывали, что там находится дракон, посему никто не смел приблизиться. Самые офицеры и солдаты сомневались и боялись. Мын-гун позвал своих подчиненных на пир и, вторично посылая их на приступ, сказал: «Башня Чай-тхань-лэу ни небом устроена, ни землею расположена. Скрытые самострелы могут только поражать вдали, а не вблизи. Неприятели единственно надеются на это озеро. Если прорвать и выпустить воду, то можно тотчас иссушить». Вследствие чего прокопали плотину, и озеро действительно прорвалось и вытекло в Жу-шуй. Мын-гун приказал наполнить его хворостом и водяным тростником. Монголы также прорвали Лянь-цзян, потому обе армии переправились, осадили внешний город и, взяв его, приблизились к земляным воротам. Городское правительство, согнав старых и малолетних, топило из них сало, что называли баллистами из человечьего сала. Ужасно было и слышать о том, почему Мын-гун послал Дао-ши внушить о прекращении бесчеловечия. Нючженьский генерал Фу-чжури Чжун-лосо вышел ночью из западных ворот с пятьюстами лучшими солдатами, несущими снопы соломы, верхние концы которой обмакнуты были в сало. Они намерены были зажечь укрепления обеих армий и осадные орудия, но монголы скоро приметили это и засели в потаенном месте с сотнею тугих самострелов; как скоро появился огонь, то немедленно пущены были стрелы. Нючженьские солдаты обращены в бегство, и очень многие ранены; один только Лосо спасся. Две армии соединенными силами осадили Западный город и овладели им. Хушаху приказал построить земляное укрепление и обвести рвом; и когда Западный город был взят, то союзные войска еще не могли войти в город, а только для прикрытия себя построили на стене палисад. Хушаху отозвал лучшие войска с трех прочих сторон и продолжал сражаться денно и нощно. Нючженьский государь, обратившись к своим приближенным, сказал: «Десять лет носил я золото и пурпур (был ребенком); десять лет был наследником; десять лет царствую над народом. Сам знаю, что не имею великих проступков и пороков. Я не сожалею, что умру. Сожалею только, что престол, через целые сто лет предками передаваемый, мною должен разрушиться и я должен поступить в число тех развращенных и неистовых царей древности, которые через худые поступки теряли царство. Единственно о том только беспокоюсь». Еще говорил: «Владетели, потерявшее царство, большею частью были заточаемы и пленниками представляемы или уничижаемы пред троном и заключаемы в пустыни, но я не доведу себя до того. Господа! Вы можете усмотреть, на что я решился в своем намерении». Все свои вещи раздал в награду сражающимся офицерам, а сам, переодевшись в простое платье и взяв солдат, ночью вышел из восточных ворот в намерении бежать, но у палисада встретился с неприятелями, дал сражение и возвратился. Заколов конюшенных лошадей, дал пир офицерам, но состояние дел уже невозможно было поправить.

Царства Гинь город Сюй-чжоу покорился монголам. Правитель и министр Ваньянь-сабу умерли.

В это время начальствующий в округе Сюй-чжоу Гоелюй условился с отложившимся в Юань-чжоу генералом Ма-цзун внезапно овладеть городом Сюй-чжоу. Офицеры и солдаты, по причине осады города и будучи теснимы монгольскими войсками, думали выйти и покориться. Сабу был противного мнения и, опасаясь быть взятым под стражу, хотел принять смерть в реке, но солдаты вытащили его из воды, и он, наконец, повесился. Вследствие чего Ма-цзун с городом покорился монголам.

Шестое лето Цзя-ву. Весной, в первый месяц, нючженьский государь, сдав престол принцу Чен-линь, сам повесился и по завещанию сожжен. Город взят приступом; Ченлинь захвачен в плен и убит. Войска царства Сун взяли обгорелый труп нючженьского государя и увезли с собою. Династия Гинь погибла. Этой весною хан собрал князей и угощал при Ургынь-голе. Летом, в пятый месяц, он созвал всех князей и вельмож в урочище Далань-даба и обнародовал следующие законы: 1. Кто, будучи позван на собрание, не поедет, а будет пировать в своем доме, тот повинен отсечению головы. 2. При входе во дворец и при выходе оттуда никто не должен иметь в своей свите более десяти мужчин или женщин; сверх того, никто в таком случае не должен перемешиваться с другими. 3. В армии над десятью солдатами определяется десятник, приказаниям которого они обязаны повиноваться; самовольствующих же подвергать наказанию. 4. Если десятник по какому-либо делу отлучится во дворец, то вместо него на время прикомандировать одного из другой десятки. 5. Один или два человека не должны самовольно отлучаться в другие места; поступающих вопреки тому подвергать наказанию. 6. Кто будет говорить о таких общественных делах, о которых не следует открывать, таковых по двукратном нарушении наказывать розгами, по троекратном батогами, по четырехкратном приговаривать к смерти. 7. Если тысячник опередит темника впереди ехавшего, то вслед по нем стрелять тупыми стрелами. 8. Если кто из сотников и десятников в армии преступит что-либо, таковых, как нарушителей сих постановлений, отрешать от должности. 9. Впоследствии, если при сборе войск окажется недостаток в рядовых, то дополнять нехватку требованием солдат из ближайших корпусов. 10. Живущие в доме или в лагере не должны производить крика и шума. 11. Собирающиеся на объезд должны для охранения одного косяка хороших лошадей, полагая в каждом 50 голов, употреблять 5 человек, для откармливания тощих лошадей трех человек, для охранения степного табуна трех же человек, но кто украдет одну или две лошади, таких приговаривать к смертной казни. 12. Чужих лошадей, которых не должно держать в степном табуне, брать и отдавать для прокормления тигров и леопардов. 13. Если женщина употребит цвет одеяния народного вопреки предписанию или будет ревнива, таковую, посадив на неоседланного вола, возить по аймаку, объявляя о преступлении. После чего дозволяется жениться на другой. Осенью, в седьмой месяц, Хутук-ноинь определен уголовным судьею, а Дахай-камбу отправлен воевать Шу. Этой же осенью хан в урочище Барс-даланьдаба положил в совете, чтобы самому идти воевать царство Сун, но король Чжалаху просил отправить его, почему и отправлен. Зимой хан производил облаву в урочище Тоб-хайхань.