Шрифт:
– Сейчас вы все выглядите намного лучше, - сказала Лючия, ставя на стол поднос с нарезанными овощами. – А то на вас было страшно смотреть! Прям мертвецы, восставшие из могил!
– Вы правы, вообще так оно и было, синьора Лючия, - сказал Виктор. – Спасибо вам, вы и ваш муж воскресили нас.
– Э, синьор Корецки! Не люблю я эти похвалы! Бросьте вы! Как может человек не помочь человеку? Разве этому нас учил Христос?!
– Он учил нас всему хорошему, вот только мало кого научил, - вздохнул мой друг.
– Нет, тут я с вами не согласна. Просто в каждом человеке одновременно могут уживаться и добро, и зло. И если человек сильный, то доброго в нем больше. А слабые люди, увы, они несчастны, потому что зло съедает их изнутри. А на старости лет они мучаются и не могут найти себе покоя.
– Ладно тебе, дорогая! – прервал жену Антонио. – Вы уверены, что завтра хотите идти дальше, что не останетесь у нас на несколько деньков?
– Да, синьор Антонио! Мы не хотим, чтобы из-за нас у вас возникли какие-нибудь проблемы. Сегодня мы опасные гости.
– Да кто же узнает о вас? Мы живем, сами видите, в каком уединении. Бандитам до нас нет дела. Властям, впрочем, тоже. Кто же станет искать вас здесь? А вы тем временем подлечитесь, наберетесь сил.
– Спасибо, но мы решили. Завтра выйдем и двинемся на север.
– Ну, хорошо, - Антонио переглянулся с Лючией. – Вы видели, у нас на стоянке припаркован «фиат»?
– Да…
– Он в хорошем состоянии. Иногда мы на нем ездим в город по разным делам. Берите его и езжайте!
– О, нет! Не надо! – запротестовали мы.
– Послушайте, это наше твердое решение! Потом вы нам возместите его! – прекратил наши протесты Антонио.
Мы все выпили вина. Лючия отчего-то расчувствовалась и, украдкой вытирая слезы концом фартука, ушла к себе. Антонио с нами за столом не сидел, но всегда поддерживал компанию – осушал наливаемый для него бокал, который специально был поставлен Виктором для хозяина.
Когда большая часть яств, стоявших на столе, постепенно исчезла, а мы так наелись, что только и могли, откинутся на спинки стульев и устало смотреть на остатки ужина, Антонио, спросив, закончили ли мы, стал убирать со стола. Я встала и помогла ему. Вдвоем мы быстро убрали со стола, вытерли его и накрыли свежей скатертью.
– Спасибо, Роберта, я и сам, конечно, мог бы убрать, но с вами намного приятнее это делать - сказал благодарно хозяин, вытирая руки о свой фартук.
– Синьор Антонио, мне не трудно, - улыбнулась я. Антонио все больше и больше нравился мне. Возможно от того, что он чем-то напоминал мне отца. Такой же невозмутимый, уравновешенный и несказанно добрый. А может и просто от того, что он был очень хорошим человеком.
После ужина все поднялись наверх и разошлись по своим комнатам. Виктор лег в кровать, и уже через секунду я услышала его тихое сопение. Он спал крепким сном, не думая о завтрашнем дне, не перебирая события дня вчерашнего.
Я подошла к темному окну. Оно выходило на автозаправку. Отдернув только чуть-чуть занавеску, я стала смотреть на тишину почти заброшенной дороги, на тихий шелест побуревших листьев, на фонарь, раскачивающийся от легких порывов ветра. В комнате я свет погасила и поэтому отражения на стекле, которые бывают при зажженном свете, мне не мешали. Я видела только то, что происходило за стеклом.
Сон ко мне не приходил. Возможно от того, что я, наконец, восстановила все функции организма, утраченные при воздействии укола, и в тот момент наслаждалась способностью управлять телом и ощущать его. Может быть от того, что я нервничала и боялась следующего дня. А может и от того, что во мне крепло чувство ярости и мщения за поруганную честь. Не знаю.
Вдруг я увидела, как на заправку въехал черный внедорожник. Мое тело напряглось, словно тетива у лука. Невольно я отскочила от окна, испугавшись, что меня могут увидеть снаружи. Но через мгновение я вновь тихонько приблизилась к занавеске и стала через нее смотреть на происходящее внизу.
Джип, не выключил ни двигатель, ни фары. Он остановился в нескольких метрах от входа в дом. Но мне было очень хорошо его видно. Через минуту из дома вышел Антонио и подошел к водительской двери. На нем сверху был накинут плащ с капюшоном, а на ногах резиновые сапоги. Всем своим видом, и это было видно даже мне, он показывал, что только проснулся. Стекло опустилось. Водитель стал расспрашивать хозяина о чем-то. У меня все внутри похолодело. Я готова была сорваться с места, растолкать Виктора и бежать с ним, куда глаза глядят. Но это чувство мгновенно исчезло, а вместо него на меня накатила волна теплоты и нежности, благодарности и радости. Я увидела, как наш хозяин стал отрицательно трясти головой. Мне показалось, что я даже услышала его голос, говорящий «нет, нет, синьор, у нас никого нет»!
Стекло поднялось. Машина сдала назад и, газанув, умчалась дальше по темной дороге, выхватывая светом фар обрывки потрескавшегося асфальта, мрачные деревья и загадочные скалы. Антонио немного постоял, зажег сигарету и выкурил ее буквально в три затяжки. Потом, бросив ее себе по ноги и потушив носком сапога, ушел в дом. Я отошла от окна и села на кровать. Виктор спал, не просыпаясь, и не знал, что произошло и как мы в тот момент были близки к своей гибели.
Я тихонько легла рядом, облокотившись на руку, и долго смотрела на свое счастье. Оно казалось мне таким же избитым, как и моя жизнь. Он глубоко дышал, иногда сопя, иногда похрапывая. Наверное, дышать мешал разбитый нос. Крепкие мужские руки лежали поверх одеяла. Наклонившись к нему, я поцеловала его в лоб, единственное место, где не было ни синяков, ни кровоточащих ран. Потом я легла на подушку, положив ее между головой и плечом, закрыла глаза и мгновенно уснула.