Шрифт:
Но доктор, судя по всему, не разделял чудовищных подозрений Скруджа.
– А как вы, собственно говоря, сюда попали? – спросил он не без подозрительности, показавшейся Скруджу неуместной.
– Нас принёс Шульц. Дело в том…
Доктор не дал Скруджу договорить:
– Шульц? Что-то знакомое… Шульц… Ах да! Это, кажется, наш служащий… Ну и что же – Шульц?
– Он проводил меня до дверей вашего кабинета и…
– И…
– И куда-то ушёл, – пробормотал Эшли.
– Ушёл… – как эхо в Гималаях, повторил доктор. – Значит, его сейчас нет. Но… – доктор сделал паузу для удобства слушавшего его Эшли, – тем не менее, нам необходимо отыскать вашего отца. А для этого сначала нужно найти Шульца… как вы его называете. Вы согласны со мной?
Эшли, которому не удалось до конца уяснить себе смысл рассуждений доктора, на всякий случай согласился.
Придя к консенсусу, собеседники уставились друг на друга, и наступила гробовая тишина. Казалось, вот-вот должна была родиться ещё какая-нибудь мысль. Какой-нибудь, может быть даже, силлогизм. И в этой ситуации Эшли чувствовал себя немного «не в своей (если память ему не изменяла) тарелке». Так это, кажется, называется. Ведь, строго говоря, теперь была его очередь думать, или что там делают в подобной ситуации.
И тут в дверях гостиной появился Шульц! Причём не один, а в сопровождении очаровательной мисс, одетой настолько легко, что Скруджу-младшему неодолимо захотелось… Впрочем, он вовремя отказался от своих намерений и просто уставился на то местечко в фигуре юной (нам известно только одно слово, подходящее здесь, но оно, увы, непечатно), которое было прикрыто, кокетства ради, какой-то невразумительной тряпочкой.
– Вы в курсе, док? У нас тут новый склеротик, – обратилось юное создание, на английском вроде бы, к доктору Океанопулосу и повело тяжёлыми, как уши слонихи, ресницами в направлении Эшли Скр. – мл.
И тут в душе этого самого Эшли что-то родилось. Повторяю: что-то родилось в душе Эшли Скруджа. Какое-то чувство. Такое новое и незнакомое, что первые три дня он просто не обращал на него внимания.
– Мы с Шульцем уложили старикана в постельку. Его зовут мистер (девица вытащила из-под набедренной повязки блокнотик и впилась в него влажным взглядом)… мистер Тимоти Сружд.
– Спружд, мисс Бусхалтер, Спружд, – добродушно поправил ассистентку доктор, наконец-то сообразивший, где он видел эту девицу. – Ну что ж, к счастью, всё уладилось само собой, – обратился он к Эшли.
Но тот только улыбался и был совершенно не в состоянии развивать тему, предложенную доктором.
– Ладно, – сказал Океанопулос, – пойду часок вздремну. Шульц, – он подозрительно посмотрел на беднягу, – передайте мисс Куххонен, что обед в шесть. Семь персон. Или восемь?.. Впрочем, посчитайте сами, в конце концов! Вы тоже приглашены, мистер Хрудж. А пока рекомендую вам пройти в кабинет мисс Бусхалтер и уточнить условия контракта.
Гостиная опустела, и только полковник Пепсодент, уставившись в мрачную бездну своего сознания, изредка принимался хохотать в тишине.
Schulz да Marja
На кухне Марья-Деесдемона Кукконен, финляндская девушка 58-ми лет, пыталась взять в толк, чего от неё хочет этот глупый немецкий боров Шулс. Тот же, верный своему долгу, посетил владения мисс Кукконен только лишь для того, чтобы совершить невозможное. А именно: втолковать кухарке, что к шести часам той надо приготовить обед на восемь персон.
За тридцать лет, проведенных безвылазно на родине английского языка, Марье-Деесдемоне так и не удалось выучить ни одного словечка из тех, что порой можно встретить в сочинениях господ Шекспира и Силлитоу. Марья объясняла для себя этот казус тем, что жуткая тарабарщина, которой тут пользовались в повседневной жизни, не имела ничего общего с прекрасной человеческой речью, к которой она привыкла в густых лесах родной губернии Кюми. Так что все попытки Шульца провести дискуссию на вербальном уровне закончились полным крахом.
На пороге отчаяния Шульц перешёл к наглядной агитации. После короткой, но изнурительной борьбы с кухаркой он завладел восемью тарелками и расставил их по периметру стола. Покидал вилки, ножи и ложки рядом с тарелками и, наконец, схватил кота, дремавшего в блюде с недоеденным ростбифом.
Дальнейшие действия бесноватого Шульца настолько поразили мисс Кукконен, что она даже забыла открыть рот. Немецкий дворецкий принялся таскать кота вокруг стола и тыкать его мордой в каждую тарелку. Поначалу толстое животное проявило даже некоторый интерес к этой игре, но вскоре пустота тарелок утомила кота. Он собрался было жалобно замяукать, когда обессиленный Шульц вдруг отпустил его. Не теряя времени, кот отправился в сторону ростбифа. Шульц же упал на табурет у стола и, вытирая пот со лба, закричал на Марью из Кюми:
– Ты понял, старый дурак, или нет?! Еда! Давай в шесть!
Тут Шульц, видимо, совсем потерял контроль над собой и ринулся к часам на стене. Негнущимся пальцем он тыкал в циферблат, пока стрелки не установились на шести. Видя, что Марья из Леса пристально наблюдает за его действиями, Шульц немного успокоился. Но вскоре сомнения вновь охватили его, и из последних сил он помчался в гостиную. Там он схватил со столика иллюстрированный календарь «Плейбоя» и ворвался с ним на кухню. Сунув под нос кухарке похабное издание, Шульц принялся тыкать пальцем в шестерку под изображением совершенно голой Мисс Июнь, исступленно вопя: