Сэр Тимоти Скрудж, разумеется, спал. Совершенно очевидно, что факт этот не нуждается в каких-либо разъяснениях и комментариях. Поэтому ограничимся простой констатацией: Скрудж-старший спал.

Соседний Кашлинс, никогда не отличавшийся склонностью к авантюризму, тоже не смог придумать ничего лучшего в этот полночный час. Ему даже в голову не пришло почитать на ночь Шелли или заняться мастурбацией. К примеру. Заслуживает, однако, внимания поза, в которой его застиг сон. Описать её было бы под силу разве что мистеру Стивену Кингу, да и то лишь в минуту творческого озарения. Мы же и не берёмся. Отметим лишь, что привидение графа Крэншоу (бывшего хозяина замка), слонявшееся ночи напролёт по местам своих кровавых злодеяний, должно быть по гроб жизни благодарно судьбе за то, что она уберегла его от встречи со спящим Джереми Кашлинсом именно этой ночью. Один вид Кашлинсовой вставной челюсти, зажатой в скрюченной руке наподобие бумеранга, мог навсегда лишить несчастного «палача Бертрама» (так называли Крэншоу газеты семнадцатого века) дара речи. И кто бы тогда вместо него жутко завывал здесь тёмными ненастными ночами? Кто бы орал тогда в пустынных коридорах («Расплаты час настал! Иди сюда, скотина!»), я вас спрашиваю?!

По счастливому стечению обстоятельств, призрак неважно себя чувствовал в последнее время. Вызванный на прошлой неделе Океанопулосом однокурсник-патологоанатом Джилберт-Джонатан Пуз, виконт Уилбэрроу [2] , заподозрил цирроз. К счастью, не очень запущенный. Тем не менее мнительный Крэншоу мизантропически засел в своём офисе в западном крыле замка и безвылазно торчал там ночи напролет, пренебрегая как своими прямыми обязанностями, так и приглашениями Хьюго Океанопулоса на кружечку портера.

Похоже, кончились весёлые ночки, когда доктор в обнимку с тенью Крэншоу поднимались по скрипучим лестницам на второй этаж замка, чтобы у дверей кого-нибудь из пациентов представить избранные сцены из репертуара «Кровавого Берти». (Особенно хорош был эпизод «Возмездия в Чулане» с последующим сожжением туркменского ковра.) Но нет худа без добра: в эту ночь «Кровавый Берти» избежал встречи с Джереми Р. Кашлинсом, которая неизвестно ещё чем могла закончиться.

Кто там у нас ещё остался из обитателей замка в эту ночь? А! Леди Драгстор, «стервоватая Бесс», как называл её покойный лорд Горацио во времена их медового месяца на Лазурном Берегу. Счастье, кстати говоря, продлилось всего два дня. До знаменитого «Адского Штурма», который и вызволил лорда Драгстора из лап новобрачной. Эта операция (известная также под названием «Битва в Ницце») до сих пор считается одной из самых грандиозных в истории французских частей специального назначения. Итак, леди Драгстор не спала в эту тревожную ночь. Лёжа на ковре с тяжеленной гаванской сигарой в зубах, она ждала звонка своего многолетнего поставщика марихуаны Али Забулддина Хошкуды. В этот поздний час Али Забулддин должен был объяснить леди Драгстор, зачем это он, скотина, мешает индийскую коноплю с козьим навозом, а потом ещё, сволочь такая, пытается всучить это месиво ей, внучке адмирала Файеруотера?! Звонка долго не было, и Бесси Драгстор, чтобы не терять времени даром, занялась приготовлением героинового отвара, рецепт которого получила вчера в письме от школьной подруги. Помешивая варево в котелке и пробуя насчёт соли, леди Драгстор услышала привычный звук падения кота в кастрюлю с черепаховым, на этот раз, супом. Потом всё снова успокоилось до поры до времени, т. е. до звонка вероломного Забулддина. Отборный костромской мат, понёсшийся в тишине ночи из комнаты леди Драгстор (в своё время Бесси проучилась два семестра в Университете Патриса Лумумбы, где и познакомилась с аспирантом Хошкуды), как ни странно, не разбудил никого из прислуги, располагавшейся в комнатах неподалёку.

Ибо Шульц, прочитавший, как всегда на сон грядущий, пару страниц из «Полевого устава рейхсвера», давно уже крепко спал согласно п. 19 «Обязанностей часового на посту». А неприступная девица Марья-Деесдемона Кукконен храпела на своём топчане так, что с вековых сосен в дремучих финляндских лесах валились еловые шишки.

Резидент ГРУ в Даксборо майор Саня Баблов сидел в гостиной своего дома (Претория-роуд, 234) и пытался сообразить, почему газета, лежащая перед ним на столе, напечатана по-английски и, главное, почему он понимает абсолютно всё, что там написано. С отвращением дочитав восторженный репортаж какого-то Джоша Сникерса о тренировке какого-то «Куинс Парк Рейнджерса», обошедшейся на этот раз без девочек, наркотиков и поножовщины, майор плеснул джина в гранёный стакан и на негнущихся ногах отправился в дальний путь. Разглядывая незнакомую (и от этого ещё более отвратительную) обстановку совершенно неизвестного ему дома, он мучительно пытался сообразить, куда забросила его нелегальная жизнь на этот раз.

Стакан уже был невыносимо пуст, и майор собирался в обратный путь, когда на глаза ему попалась большая фотография, на которой какой-то пузатый, небритый мужик то ли обнимал, то ли душил полногрудую улыбающуюся блондинку с фингалом, загримированным по всем правилам искусства make-up. Причём улыбка красавицы не сулила ни фотографу, ни вообще кому бы то ни было на свете ничего хорошего. Скорее, даже наоборот. Приглядевшись пристальнее, майор Баблов покрылся мелкими липкими капельками пота, среди которых тут же забегали отвратительные кривоногие мурашки. Постояв какое-то время в паралитической задумчивости, майор сделал шаг в сторону и всё-таки заглянул в пыльное зеркало на стене. И ужасное, ужасное подозрение, в котором он не осмеливался себе признаться (так что пока даже и не догадывался о нём), подтвердилось самым что ни на есть роковым образом – на фотографии был действительно он. И ещё какая-то тётка. Майор Баблов содрогнулся всем телом, и несколько молодых, неопытных мурашек свалилось на пол. Потом он закрыл глаза, подождал с полчасика и осторожно открыл. Но только один, как учил подполковник Замкомбатов на третьем курсе. Сюжет фотографии не изменился! Тогда он побежал куда глаза глядят к столу и трясущимися волосатыми руками налил себе из другой бутылки. К счастью, их там было не сосчитать.

Потом он сидел на диване, стонал и глазел по сторонам, пока не обнаружил в липкой, благоухающей джином луже на столе мятый британский загранпаспорт. Тогда он схватил эту гадость, подержал в потных ладонях и, затаив дыхание, медленно раскрыл. Как будто это был прикуп, от которого зависело, выйдет он сегодня из казино в штанах или всё-таки уже нет. С фотографии в паспорте, нагло ухмыляясь (может быть, даже – вызывающе нагло), на него смотрел всё тот же мудак… то есть мужик… то есть он сам.

Тогда, шевеля обожжёнными джином губами, майор стал читать напечатанный в паспорте текст, из которого следовало, что: а) зовут его Джеймс Лэдли Хупер, б) ему тридцать шесть лет и в) он гражданин Соединённого Королевства Великобритании и Северной Ирландии. Выяснив эти отвратительные подробности, Саня выругался настолько длинно и грязно, что поначалу даже испугался, но потом всё-таки записал слово в слово на обороте счёта за газ. Мало ли… Покончив с писаниной, он бросил паспорт под стол и стаканов уже больше не считал.

Вечером, в кромешной тьме, посреди кошмара про очередь за свежей треской в Сосновой Поляне (юго-запад Санкт-Петербурга, Россия), его разбудил телефон. Включив свет, Хупер каким-то чудом нашёл беснующийся под столом аппарат. Подняв трубку, он услышал: «А жизнь-то супер, мистер Хупер!» Это был Дэнни, Дэнни Рубиройд, один из его людей.

– Чего тебе, дурень? – хрипло отозвался майор.

– Ничего. Просто ты вчера говорил, что сегодня идём ловить кота.