Шрифт:
Уиллик по-отцовски погладил меня по голове и сказал:
– Успокойся, сынок, все не так уж плохо. Я резко отдернул голову от его руки и, по-прежнему заливаясь слезами, заорал:
– Уберите от меня свои руки! Вы думаете, я слабоумный, думаете, я не понимаю, что вы делаете? Злой и добрый, злой и добрый, думаете, я этого не знаю? Сначала меня избивают, и, если это не помогает, появляетесь вы и изображаете отца исповедника. Неужели вы не понимаете, я же знаю, что вы все это время стояли под дверью и подслушивали!
– Мне очень жаль, сынок, если у тебя сложилось такое мнение обо мне.
– Вы лицемер. Лицемер, лицемер, лицемер!
– Ну давай успокаивайся, слышишь меня?
– Лицемер, лицемер, лицемер, лице... И я снова получил пощечину.
Тогда я замолчал и постарался взять себя в руки. Я вытер лицо и надел очки.
– Хорошо, значит, будет злой и злой. Когда у вас устанет рука, они придут вам на смену. Катитесь вы все в ад!
– Хорошо, – сказал он. – Хорошо. Мы все можем покатиться в ад. Но по пути туда, парень, мы собираемся превратить твою жизнь в ад. Положение серьезное, и если ты думаешь, что твои сопляцкие шутки и...
– Что за серьезное положение? Если вы все тут считаете, что у вас есть основания для всей этой чертовщины, то почему вы не скажете об этом открыто и не прекратите обращаться со мной как с дублером Хэмфри Богарта?
Он замолчал и, брезгливо сморщив губы, смотрел на меня из-под нахмуренных бровей. Затем кивнул:
– Хорошо, парень. Я скажу прямо, без обиняков. Вы с Килли приезжаете в наш город, в этот мирный и красивый город, где никто не сделал вам ничего плохого. Вы же являетесь в дом к миссис Гамильтон и начинаете ей угрожать, а спустя четыре часа после этого мистера Гамильтона убивают на автомобильной стоянке у одного из корпусов обувной компании. Ну а теперь что ты об этом думаешь?
Глава 7
Думаю? Я не мог думать. Я мог только в оцепенении взирать на Уиллика в этот напряженный момент между вспышкой молнии и ударом грома.
Застрелен. Слово отдавалось эхом в моем мозгу. Застрелен. Застрелен. Застрелензастрелензастрелен...
Если достаточно долго повторять слово, оно потеряет всякий смысл. Я однажды произнес про себя “пианино”, а затем все повторял это слово до тех пор, пока правило не сработало. Был предмет, большой музыкальный инструмент, и был этот ряд звуков, пианино, и вот они перестали быть вместе. Это длилось всего несколько минут, я уже почти поверил, что пианино – это придуманное мною несуществующее слово, а для названия музыкального инструмента существует какое-то другое.
Я думаю, в этот миг мой мозг пытался проделать что-то подобное со словом “застрелен”. В моем мозгу продолжало звучать это слово, сначала медленный тихий первый слог, а затем громкий как выстрел двухсложный раскатистый конец слова. Застрелен.
Но это не всегда срабатывает. Сцены из военного фильма: вот бежит солдат и внезапно падает, камера приближается, солдат в окопе вскидывает вверх руки и валится на спину. Сцены из детективного фильма: киллер в черном костюме шатается и падает с пожарной лестницы; охранник банка оседает и тыкается лицом в тротуар. Сцены из вестерна: индеец пятится назад, падает со вставшей на дыбы лошади и быстро откатывается в сторону, а его противник в крытом фургоне сражен наповал.
Мне не приходилось видеть застреленного человека; эти образы мне понадобились, чтобы представить себе эту картину. Слово продолжало пульсировать у меня в мозгу, рождая все новые и новые образы, они набегали один на другой, а я все еще пребывал в этом мгновении между молнией и громом. И Уиллик терпеливо ждал, следя за выражением моего лица.
Мой мозг кишел какими-то странными образами и обрывками фраз. “Застрелен”. А дальше: “Убийство первой степени”. “Мы признаем обвиняемого виновным”. “После чего тебе накинут петлю на шею и ты будешь висеть, пока не наступит смерть”.
Я? Это меня повесят?
И когда грянувший гром вернул меня к действительности, я медленно сфокусировал свое зрение на лице Уиллика и прошептал:
– Вы собираетесь сфабриковать против меня дело. Он с удивлением уставился на меня:
– Что?
– Мистер Флейш велел вам сфабриковать обвинение. Он велел вам.
– Ты, проклятый сопляк!.. – Его лицо снова исказилось от гнева. – Кто пытается сфабриковать против тебя дело? Никто не предъявляет тебе никакого обвинения! Никто даже не винит тебя ни в чем.
У меня от удивления отвалилась челюсть, и меня обуял панический страх.
– Нет, нет, и никто не избивал меня. Не заточал в камеру, не рвал моего чемодана, не ломал пишущей машинки Уолтера, и никто не пытался вынудить меня сказать, что Уолтера не было в мотеле в тот момент, когда... когда его... Гамильтона, убивали. И... и никто не сфабриковал ложные показания миссис Гамильтон, никто не пытался вынудить меня заявить, что у Уолтера имеется револьвер и что он давно знаком с мистером Гамильтоном или...