— Ты не можешь так поступить со мной, Тим. Ты не можешь звать меня сюда и сообщать такие вещи... а потом говорить, что поручаешь это другому. По крайней мере, позволь мне работать с тем, кто будет заниматься этим заданием. Мне наплевать на деньги. Но я просто не смогу спокойно выйти отсюда, зная, что такое происходит, в то время как я занимаюсь посторонними вещами. Какой бы ни была правда. Кроме того, другие журналисты не смогут самостоятельно получить доступ к тем структурам в Бамако, которые им понадобятся. А я смогу. Я смогу провести нас повсюду. Прошу тебя, Тим. — В его офисе наступила тишина. Тим смотрел на нее, снова и снова прикидывая в уме ее предложение. Наконец он отложил в сторону карандаш и встал.

— Хорошо. Я поручаю это дело Гейлу Скроггинсу. Ты можешь работать с ним. Я не будут анонсировать твое имя в статье, и если скрывать это станет сложно или если ты скомпрометируешь себя — или нас, — в любом случае я отстраню тебя немедленно. Понятно?

Амбер поднялась с места.

— Яснее некуда. — Она взяла сумочку, повернулась и пошла. В дверях она на мгновение остановилась. И спасибо тебе, Тим. Я ценю твое... доверие.

Она улыбнулась и вышла, в этот момент ноги ее едва держали. На что она сейчас согласилась?

Теперь, когда она устроилась на заднем сиденье, и аэропорт давно уже был позади, она думала о вчерашнем разговоре и ее новой работе, к которой она скоро должна приступить... и о том, как она расскажет об этом Танде. Или не расскажет. Назад она полетит через пару дней — она неохотно приняла приглашение пообедать с Анджелой и Киераном сегодня вечером. Даже перед концом света она вряд ли обедала бы с ними. А поход в дом на Холланд-парк был сродни походу на альтернативное телевизионное реалити-шоу. Анджела вальсировала по дому в длинном восточном платье и кожаных мокасинах — она вдруг резко протрезвела, обратившись к другой религии, буддизму, и поменяла стиль; Киеран проводил большую часть времени в скверном расположении духа в своей комнате. Весь обслуживающий персонал менялся уже три раза за прошедшие два года. Шиобан давно ушла; ее место заняла другая девушка: Маир... как-то так. Она проработала шесть месяцев и последовала за своей предшественницей. Амбер не помнила, кто теперь присматривал за Анджелой, но мысли о том, что она три часа проведет сегодня вечером в обществе своей матери и брата, было достаточно, чтобы доползти до дома и упасть на кровать. Они были ужасны, оба. Особенно Киеран. Просто он лучше играл трагическую роль жертвы. Он долго учился этому у Анджелы. Она вздохнула.

В последний вечер в гостиничном домике Паола одевалась еще тщательнее, чем обычно. Она была определенно настроена заставить Отто фон Кипенхоера запомнить ее как следует. Она находила в этом мужчине что-то необыкновенно притягательное. Он не был похож ни на одного из тех мужчин, которые нравились ей раньше — в общем-то, как раз наоборот. Он был маленького роста, лысеющий и старый. Совершенно не тот тип мужчины, которого она представляла рядом с собой. И все же в Отто было что-то милое и решительное. Ей нравились, например, запахи дорого лосьона после бритья и табачного дыма; ей нравилась его улыбка и его манеры — всегда внимательный, всегда вежливый... ничто не могло испортить его гладкой, идеальной внешности. Казалось, он видел и пробовал все хотя бы единожды, поэтому он все мог взять под свой контроль. Он производил такое же властное впечатление, как и Макс, — ничего особенного, просто это видно по тому, как он отдавал приказания, уверенный в том, что никто не посмеет ослушаться его; как говорил о делах и планах. Для Отто мир действительно был словно собран у него в руках, как и для Макса. Он зарабатывал в сфере промышленного производства, так он говорил. Паола знала, что имя фон Кипенхоер поднялось откуда-то из низов благодаря деньгам. Однако в начале семидесятых он ждал резкого взлета немецкой туристической индустрии и сумел правильно использовать его. Его туристическая компания «Зевс» возила немцев в те уголки мира, где они еще никогда не бывали. Китай, Россия, Чили, а теперь и Намибия. Работая по принципу, что лучше обслужить одного туриста, готового потратить тысячу долларов, чем возиться с тысячью туристов, готовых платить по доллару, он обеспечил себе нишу на рынке туризма — роскошные путешествия и туры по таким далеким от стандартных маршрутов местам, что ему приходилось самому обеспечивать все: посадочные полосы, дороги, включая все удобства. Он никогда не отвечал «нет» и стал таким всемогущим в сфере дальнего туризма, что целые государства встречали его у себя с распростертыми объятиями в надежде, что они станут следующим экзотическим местом назначения в туристическом плане компании «Зевс».

Все это она узнала не от Отто, а от госпожи Майслер. Она еще не добралась до сути отношений между высокой худощавой женщиной и ее хозяином, но что бы между ними ни было, Паола была решительно настроена прекратить это. Единственной проблемой в ее плане был сам Отто. Он был милым, как обычно, но не проявлял ни капли должного к ней интереса. Ни единого намека. Она едва с ума не сошла, пытаясь выяснить, в чем дело. Она вдела дорогие серьги в уши и посмотрелась в зеркало. С минуту внимательно изучала отражение. Лицо изменилось: оно похудело, скулы стали более выпуклыми, а аккуратные линии под глазами стали вдруг более заметными. Она старела, естественно. Теперь она походила на Франческу, как никогда, вплоть до мелких линий в уголках рта и сурового подбородка. Она прыснула несколько капель духов на грудь и встала. Юбка цвета лайма легко спускалась с бедер, а белый топ подчеркивал ее загорелую кожу — как Отто мог устоять перед ней? — подумала она, нахмурившись. Паола была само совершенство. Даже лак педикюра на ногах подходил под ее наряд, сочетаясь с приятными розовыми коралловыми бусами и соответствующими браслетами. Она обула свои зеленые босоножки и еще раз расчесала волосы. В ее распоряжении был последний вечер, чтобы произвести на него незабываемое впечатление. Хотя приглашение вернуться в Утьо оставалось в силе, определенных планов не было, и, вопреки самой себе, Паола начинала волноваться. Что, если он не захочет видеть ее снова? Что, если — боже упаси — она ему вовсе и не нравилась? Что, если она была сплошным разочарованием? На этой довольно пессимистической ноте она закрыла за собой дверь и вышла из дома.

Но ей не стоило волноваться. Обед, как ни странно, был без этой ужасной госпожи Майслер. Она уехала в Виндхук сегодня в полдень, сказал Отто, и вернется на следующий день.

— Она передавала вам свои самые добрые пожелания, — сказал он, улыбаясь ей через стол, умело разливая вино по бокалам. — Она надеется, что вы еще встретитесь. — Паола неуверенно кивнула. — А вы? Вам грустно уезжать? — Паола еще раз кивнула.

— Да, очень, — добавила она с большим сожалением, как ей показалось.

— Вам понравилось здесь, а?

— О да. Очень. Какая досада, что эти две недели подошли к концу. — Она кокетливо взглянула на него из-под своих густых ресниц.

— Возможно, это еще не конец... — задумчиво произнес он, играя пальцами по своему стакану с белым вином. — Я буду в Риме через пару недель. Может быть, я смогу навестить вас там?

— Это было бы просто замечательно, — сказала тихо Паола, следуя совету Франчески: «Воодушевленно, но не отчаянно. Охотно, но не настойчиво».Лицо Отто засияло. Он поднял свой бокал:

— Значит, в Риме.

Паола тоже подняла свой. Это было, не понимала она, заявление? Если так, то о чем он заявил? Она сделала глоток вина, не понимая, что она должна чувствовать сейчас.

Для Франчески же, наоборот, было все ясно. Все эти две недели перед приездом Паолы она только и знала, что давать гору заметок, советов и всевозможных поучений... что угодно, что могло бы помочь направить ход событий в нужное русло. Она уже четко сформулировала для себя цель: Паола должна стать миссис фон Кипенхоер, и ничто не помешает ей добиться цели. Паола была поражена, когда услышала прямолинейные планы матери.