Шрифт:
Прощание было торжественным. Генерал пал на поле чести. Это требовало соблюдения такта.
Сигары не зажигались, женщины не упоминались. Немецкий офицерский корпус состоял из воспитанных людей.
Новый командир дивизии уехал в своем «кюбеле», из-под задних колес летела грязь. Тяжелая машина раскачивалась, скользила в глубокой грязи, с трудом преодолевала скопления грязного снега.
Водитель вздохнул с облегчением, когда ощутил наконец под колесами твердую дорогу.
Командир дивизии закутался в три одеяла, сунул ступни в грелку из шерсти поярка и поднял меховой воротник шинели. Немецкий оберcт не позволял себе мерзнуть. Он уютно откинулся на спинку сиденья. Время вздремнуть у него было. Он передаст полк оберcт-лейтенанту [53] Ройфу, потом вернется в расположение дивизии, где его ждала настоящая постель. Теперь война станет более приятным занятием. Оберcт считал, что заслужил возможность немного расслабиться. И основательно приложился к фляжке с коньяком.
53
Соответствует званию подполковника - Примеч. ред.
Бедный генерал Вайль, подумал он. Так и не увидел Москвы. Теперь он, оберcт Габельсберг, поведет дивизию к Кремлю. Станет генералом на несколько лет раньше срока. В конце концов, это не такая уж скверная война.
В этот миг «кюбель» сильным взрывом разнесло на куски. Тела оберста, адъютанта и водителя взлетели в воздух, упали и глубоко погрузились в грязь.
Темные силуэты быстро скрылись в лесу. Партизаны устанавливали мины.
Гауптфельдфебель сидит, упорно глядя прямо перед собой. Руки его лежат на столе. На нем подбитая мехом зимняя шинель; большую, тупую голову украшает каракулевая шапка.
Порта с Малышом молодцевато козыряют, докладывают о своем прибытии, трижды щелкают каблуками, жестко вскидывают правые руки в нацистском приветствии и, громко топая, идут к гауптфельдфебелю. Крепко берут его под руки, поднимают со стула и бросают так, что он описывает плавную дугу, прямо в окно. Гауптфельдфебель падает и остается в снегу в сидячем положении. Выглядит он до того естественно, что двое проходящих пехотинцев браво козыряют ему.
Порта и Малыш осматривают все в его походной канцелярии, забирают печати и чистые бланки. Уходят, унося столько пропусков, печатей, билетов, что их хватило бы пять раз отправить весь полк в туристическую поездку по Европе. Они уже далеко от замерзшего гауптфельдфебеля, когда Малыш останавливается, будто пораженный молнией.
— Что такое, черт возьми? — нервозно спрашивает Порта.
— Кажется, мы начинаем стареть, — отвечает Малыш, обеспокоенно покачивая головой. — Забыли взглянуть, есть ли у этого борова золотые зубы!
Они молча возвращаются к телу, кладут его на спину, вставляют ствол пистолета между челюстями… Быстрая операция — и Порта становится обладателем двух золотых зубов.
— На войне нужно шевелить мозгами, — объясняет Порта. — Вокруг нас повсюду ценности. Старый боров сидит и замерзает насмерть. У него даже лед был во рту. Может, он замерз нарочно, чтобы помешать честным людям, как мы с тобой, найти золото.
— Надо думать, мы уйдем из армии богатыми? — улыбается Малыш, бережно укладывая мешочек с золотыми зубами во внутренний карман.
— Не сомневайся, — заверяет его Порта. — Мы отправились на эту проклятую войну нищими, но вернемся с нее разбогатевшими, как торгующие золотом евреи, одетыми в шитые на заказ мундиры, с офицерскими сапогами на ногах, блестящими, как дерьмо на грифельной доске.
— Думаешь, нас произведут в офицеры? — скептически спрашивает Малыш.
— Нет, я не считаю это вероятным, но и не считаю невероятным. На службе Богу и Пруссии возможно все!
— Вот уж не отказался бы от возможности стать оберстом, — усмехается Малыш с мстительным блеском в глазах. — Лучше всего большой шишкой в Генеральном штабе, с красными лампасами на брюках. Я бы заставил этого треклятого гауптфельдфебеля Гофмана ползать на брюхе в свином дерьме по восемь часов в день. А гнусного Юлиуса Хайде — влезать на самое высокое дерево в лесу и орать «Зиг хайль!» с рассвета до сумерек. Притом в противогазе!
— Для этого достаточно быть лейтенантом, — говорит Порта, — это звание ты получишь быстрее, чем полковничье. Научись цитировать уставы в прямом и обратном порядке, и быстро станешь офицером.
— Приятель, я читать толком не умею! — с горечью бормочет Малыш.
— Пусть какой-нибудь раб тебя научит. Ни за что не признавайся, что не умеешь читать. Отправят в гестапо, и там из тебя начнут драть куски мяса раскаленными щипцами, пока не признаешься, что ты грамотный. В партийной программе говорится, что все немцы умеют читать, а ты немец, отрицать этого нельзя. Это своего рода проклятье. Если сможешь избавиться от него, получишь право брить дьяволу задницу тупым лезвием.