Он уже был не сизолицым, а темным, как грозовая туча, – сейчас лопнет от страха.

– Нет! – стала биться Кора, спохватилась, ожила – но опоздала, потому что полковник был готов к такой ее реакции.

– Ты знала! – закричал он. – Ты знала, признайся?

– Я ничего не знала!

Полковник навалился на Кору, прижав ее всем телом к столу. От полковника пахло чесноком и потом. Доктор набирал шприц и бормотал:

– Вы только крепче держите, крепче… я могу иглу сломать.

– Не уйдет, – отвечал полковник. – Ломай иглу!

Ему доставляло удовольствие прижимать Кору к столу, а ей не хватало воздуха… она почувствовала иглу – она чувствовала, как яд распространяется по ее телу, она сдалась… она была готова умереть…

– Ну вот и все, – сказал доктор. – Вот и ладушки.

– Жалко отпускать тебя, – сказал полковник. – Но надо. Придется искать другую.

Он отошел в угол комнаты.

Кора поднялась. Ее шатало. Она стояла, держась рукой за угол стола.

– Вы скольких обработали? – спросил деловито полковник.

– Была седьмая.

– И всем сделали укол?

– Разумеется, полковник.

– Так же, как ей!

– Она – исключение. Но я пытался поймать ее.

– Вижу, как пытался.

– Что вы делаете? Вы не имеете права…

Кора обернулась на негромкие выстрелы. Пули вбивали доктора в стену, посыпались стекла стеклянного шкафа с лекарствами. Доктор все не хотел умирать – он пытался подняться, вокруг было много крови, Коре стало дурно, и она побежала из комнаты – ей только казалось, что побежала, она вывалилась в коридор, и тут ее вырвало. Потом, пряча за пояс пистолет, вышел полковник и сказал ей так, словно речь шла о посадке рассады:

– Он все сделал. Все равно пришлось бы его убирать. Мы не можем оставить свидетелей, не имеем права перед историей.

По знаку полковника медсестра спустилась по лесенке в подвал, взяла Кору за локоть и потащила ее наверх.

На этот раз Кору привели в столовую барака. Там она увидела взбешенного капитана Покревского, с синяком под глазом и поцарапанной щекой в дополнение к шраму. Капитан метался по комнате.

– Они увели ее! Но я до них доберусь.

– Ни до кого вы уже не доберетесь, – говорил ему инженер.

Нинеля тоже была здесь, но вот Журбы не оказалось.

Его, оказывается, тоже увели на «подготовку».

– Тебя обследовали? – спросила Нинеля.

– Обследовали.

– И укол делали?

Что делать? Вот он, момент, в который надо решить – говорить ли правду или нет.

Кора еще не успела открыть рот, как Покревский спросил ее:

– А что, если правда каждый вернется к себе, в свое время? Я больше Парру не увижу?

– Боюсь, что дело еще хуже, чем вы полагаете, – сказала Кора.

– Куда уж хуже, – произнес инженер.

– Вы знаете, что Миша Гофман умер? – спросила Кора.

– Ты откуда знаешь? – спросила Нинеля.

– Я знаю. Я видела его.

– Я его мало знала, – сказала Нинеля. – Болел, что ли?

– Ему сделали такой же укол, как и нам.

– Какой еще укол? – спросил Покревский.

– Какой сделали всем.

– И мне тоже, – сказал инженер.

– И мне. Это противостолбнячная сыворотка, – сказала Нинеля.

– Это страшный вирус, – сказала Кора. – Мы с вами стали оружием. Оружием этих генералов, которые хотят заразить Землю, – мы умрем, умрут миллиарды человек, а они потом захватят наши города.

– Ну, это ты слишком! – возмутилась Нинеля. – Чего ты на людей напраслину наводишь. Я хорошо знакома с полковником, можешь мне поверить, что он мне такие нежные слова говорил… такие слова. Неужели он скрыл бы от меня такую вещь?

– Твой полковник только что застрелил доктора Крелия, чтобы тот не проговорился…

– Своего застрелил?

– Для него нет своих.

– Слушай, Кора, – рассердилась Нинеля, и ее бюст взволнованно вздымался. – Ты кончай нам мозги затуманивать. Я не знаю, в чем твоя выгода и перед кем ты выслуживаешься, но я на любом суде подтвержу, что ничего, кроме хорошего, от местных товарищей не ощущала и в первый же момент они отправили меня на родину.

Покревский подождал, пока Нинеля кончит филиппику, и спросил: