Лёня — человек из артистической семьи. Богема, короче говоря. Атмосфера в семье была скорее теплая, творческая, интеллигентная. Лёнина бабушка Вера Дмитриевна, например, некогда работала в цирке воздушной гимнасткой. Отец разъезжал с психологическими опытами. Мама была его ассистенткой.

Ярошевский-старший, Владимир, был весьма примечательной личностью.

Помню один эпизод. Дело было еще в Аткарске. Мне лет пятнадцать. В город на гастроли приехал Владимир Ярошевский.

А в нашей школе учился очень способный мальчик. Звали его Толя Шевцов. Сын простой женщины, уборщицы, он был очень хорош собой, похож на артиста Василия Ланового. Кроме того, он замечательно читал стихи: красивый голос, прекрасная дикция. Я заслушивалась и думала: вот бы мне научиться так декламировать, как это делает Толя! (Кстати, с Толей мы дружны по сей день. Он очень целеустремленный человек, добрый, щедрый; многого в жизни добился. Сейчас он кандидат биологических наук, в его профессиональном багаже много научных работ.) В то время он чувствовал в себе некие телепатические способности, как он говорил. Когда в наш город приехал Владимир Ярошевский, Толя с радостью отправился на его выступление.

Он вызвался поучаствовать в психологическом эксперименте, который проводил Ярошевский. Шевцов написал на бумаге несколько строк, которые должен был мысленно экстрасенсу передать. Там вроде произошла какая-то неувязка или заминка: то ли Ярошевский ошибся в действиях, то ли Толя дал неверную команду. В общем, гастролер выполнил свой номер небезупречно. Но Толя все равно, чтобы не ставить артиста в неловкое положение, сказал:

— Вы совершенно правильно выполнили мое задание.

Ярошевский ответил ему грубо:

— Я в ваших комментариях не нуждаюсь.

Я подумала: боже, какой хам! Для меня он сразу перестал существовать как артист.

Когда я лично познакомилась с Ярошевским-старшим, мне тут же стало понятно, почему Лёня такой мягкий человек. Отец на него просто давил, но, слава богу, мало участвовал в воспитании. А воспитывали моего будущего мужа нежные руки доброй, демократичной бабушки.

Меня, конечно, сразу предупредили: Лёнин папа — человек сурового нрава, с необыкновенно тяжелым характером. Все перед ним просто трепетали. Не знаю почему, но ко мне он относился хорошо. С его стороны в мой адрес не было никогда ни резкого взгляда, ни дурного слова.

Быт семьи Ярошевских — отдельная история.

Когда я к ним переехала, мой взгляд сразу упал на окна в Лёниной комнате — и я давай их отмывать. Все у них передраила-перечистила. Потом поняла, отчего так грязно, — вся семья прямо в уличной обуви заходила в комнаты. Я поначалу пыталась что-то предпринимать. Потом мне стало ясно: негоже в чужой монастырь со своим уставом. Бороться с этим было бесполезно. Я стала у входа в нашу комнату класть мокрую тряпку…

Лёнина бабушка Вера Дмитриевна, как оказалось, имела на меня большие хозяйственные виды. Как-то раз она меня спрашивает:

— Ты умеешь готовить?

— Нет, только печь.

Но я решила это дело освоить. Взяла книгу «О вкусной и здоровой пище». Думаю: я что, хуже других? Через год слыла поваром номер один. Ко мне старушки, подруги Веры Дмитриевны, обращались за советом:

— Ты как кабачки готовишь?

Я:

— Так-то и так-то…

Но больше я все равно увлекалась выпечкой.

То время трудно сейчас представить: элементарные продукты в магазинах отсутствовали. Даже обычная белая мука. Но голь на выдумку хитра. Я варганила кексы из манной крупы, пропитывала их сладким соусом. Все это уплетали за милую душу.

Тогда о диетах никто еще не думал. Да и от лишнего веса я не страдала.

Тем временем произошли перемены в нашей профессиональной жизни. Через год-полтора «Импульс» расформировали. В Саратовской филармонии стал работать Симон Ширман, джазовый саксофонист из Кишинева. Появился он у нас со своим коллективом. И в эту банду очень лихо влился Лёнька в качестве пианиста. Как-то так начальство филармоническое распорядилось. Они решали, кого куда послать, кто в каком коллективе работать будет.

Часть музыкантов из уже не существовавшего «Импульса» заявила:

— Надоел нам этот ансамбль, не можем больше по деревням скитаться. Мы уходим работать в ресторан.

Я решила сначала не отрываться от коллектива: все-таки я с этими людьми через такие бытовые неурядицы прошла. И маме заявила:

— Все наши переходят в ресторан. Я с ними.

Мама прямо за голову схватилась:

— Что ты, доченька, зачем тебе ресторан?

Короче говоря, мы с Лёнькой остались в филармонии. Ребята из бывшего «Импульса» потом на него за это немного обиделись…

Так в мою жизнь вошел новый ансамбль — «Полюс». Я пела три джазовые композиции. Гастролировали мы уже больше по городам — областным центрам России. Помню выступления в Ульяновске, Челябинске… Теперь я в штатном расписании значилась камерной певицей и получала по целых десять рублей за концерт. Это казалось состоянием!

Более интересные гастрольные поездки нам обеспечивала знаменитая актриса Людмила Ивановна Касаткина. Дело в том, что у Ширмана работал Алексей Колосов, сын Касаткиной и режиссера Колосова. Людмила Ивановна в качестве «паровоза» ездила с нашим коллективом месяца два. Сначала был ее творческий вечер. Она что-то читала, делилась воспоминаниями, отвечала на вопросы зрителей. А потом выходил на сцену ансамбль «Полюс».