На цыпочках, со ступеньки на ступеньку, добрались до нового поворота. И увидели то, чего не заметили по пути вниз. В конце короткого тупика светилась красноватая дуга — щель над полукруглой приоткрытой дверью. Из-за двери уже явно слышались шаги. И покашливание.

— Логово Сильвера? — шепнул Норик.

— Наверно.

Подобрались к двери и увидели в щель обширную каменную келью. Она была заставлена, завешена по стенам корабельным имуществом и обрубками дерева. Горела неяркая лампа. Зато огонь камина, вырубленного в известняковой стене, был сильный и горячий.

Между камином и голым дощатым столом ходил туда-сюда старик с большущей лысой головой, со щетиной на обвисших щеках. Седая щетина искрилась от огня. На лысине горел блик. Старик то ли напевал, то ли бормотал что-то. Он был похож на шкаф, обтянутый тельняшкой и старыми парусиновыми штанами. И двигался как шкаф. Словно воздух вокруг превратился в застывшие глыбы, и старик, хромая, расталкивал его плечами.

— Почему мы раньше-то не заметили огня? — прошептал Норик.

— Наверно, дверь была закрыта… Ну, как? Будем сдаваться?

— А чего еще-то…

Оська взял Норика за руку. Надавил плечом заскрипевшую дверь. Оба понуро шагнули через порог.

Норик шепотом сказал:

— Здравствуйте…

Старик если и удивился, то не сильно.

— А, птенчики… — Голос его был глухой и… щетинистый какой-то. Как щеки. — Сверху прилетели?

Они еще сильнее нагнули головы. Отпираться было глупо.

От камина несло по ногам густым теплом. В зябкости скального помещения это было приятно даже. Но вообще-то приятного мало…

— А идите-ка к свету, господа хорошие, — непонятным тоном пригласил старик. Оська и Норик побрели на середину кельи.

— Поворотись-ка, сынку… — Старик тяжелой рукой крутнул Оську. А потом и Норика. — Ну, ясно, что сверху. Вон сколько всего собрали на себя с цепи. Акробаты, будь вы неладны. Одно расстройство с вами…

Не понять, сердито он говорил или просто так. Ровно как-то, без интонаций.

Оська и Норик переминались. Под ногами теперь были не камни, а половицы.

Старик отошел к стене. Она была увешана корабельными фонарями, спасательными кругами, мотками тросов разной толщины. Есть там короткие с узелками?.. Старик со скрипом открыл железный шкафчик, зашарил в нем. Сказал, не оглянувшись.

— Ты, желтенький, давай-ка снимай штанишки.

Норик часто задышал.

— А я… после него, да? — с печальным пониманием уточнил Оська.

— У тебя разве тоже порваны? — Старик обернулся. В заскорузлых пальцах его была граненая игла с похожей на шпагат нитью. Видать, парусная.

— У меня… да, — тут же нашелся Оська. — Только чуть-чуть, у кармана. Я сам зашью, дома!

Норик обрадованно выбрался из штанов, отдал их старику. В плавках и рубашке отошел к камину. Затанцевал там, потирая ссадины. Старик сел на табурет, надел желтую материю на растопыренные пальцы.

— Распорол, однако… Ну, ладно, тонкой работы не обещаю, а прочность будет с гарантией. — И заработал изогнутой иглой-великаншей.

Странно: не ругал, не грозил, не упрекал. Или этоеще впереди?

Оська осторожно спросил:

— А почему внизу решетка? Раньше не было.

— От ворья решетка, — подтвердил старик догадку ребят. — Повадились нехристи. Вы, небось, наверху сами видели двери-то… Жулики, они всегда снизу лезут. Кто сверху, по цепям, тот без корысти. По глупой своей лихости или по другим причинам, но не для наживы…

— Мы не по лихости, — негромко сказал от камина Норик.

Старик вскинул на него от шитья глаза.

— Глянь-ка сколько царапин у тебя. Высветились на огне. Ну, герой…

— И Оська тоже, — сказал Норик.

— Похоже, что тоже… Ты, значит, Оська? — Старик обернулся.

— Да. А он — Норик.

— Ну и ладно. А я Иван Сергеич, как Тургенев, который про Муму написал. А чаще Сильвером кличут. Слыхали, небось?

— Слыхали, — признался Оська.

— А почему Сильвером? — спросил Норик.

— “Острове сокровищ” читали, небось?.. Ну вот. По причине одноногости, значит. — И он деревянно притопнул правой, явно неживой ступней.