Ховрин сказал, что ближайшее такое пространство в районе поселка Рыбачий Сад, там детская психиатрическая больница.

Оська надулся. Наполовину всерьез.

— Ладно, не разбухай… Как по-твоему, что такое “ИО”?

— Исполняющий обязанности?

— Сам ты… Я говорю про двухфлажный сигнал. Ты же просил узнать!

— Я просил про И Эн!

— Ах, ах, ах! Какое негодование… Не думай, что я глупее тебя. Смотри…

Ховрин выволок со стеллажа могучую книгу с кожаным корешком. На темном переплете были оттиснуты двуглавый орел, мачта с флажками, штурвал, якорь и рамка из каната. И слова: “Международный сводъ сигналовъ”. Ховрин плюхнул книгу на диван. Безошибочно открыл страницу с пестрыми флажками.

— Это что, по-твоему?

Рядом с бело-синим “шахматным” флагом, похожим на Оськину юнмаринку стояла буква “О”.

— Вот так-то, голубчик! Можешь радоваться соответствию флага своему почтенному имени. Причем, полному соответствию. Ведь флаг буквы “О” так и называется — “Оскар”. Правда, ударение на первом слоге, а последнюю букву обычно проглатывают, но не будем придираться к мелочам.

Это было здорово! Но… непонятно. Оська пробежал глазами таблицу. Многие флаги были не с теми буквами, что он знал. Хотя желтый с черным кругом — как и полагается, “И”.

Оська глянул на титульный лист.

— У-у! Да этому своду сто лет!

— Новый я не нашел, эти книги только на судах… Да зачем тебе новый? Я думал, для тебя важнее время, когда бегал по морям бриг “Даниэль”.

“А может, правда?”

— А что сигнал-то означает? Который ИО!

— Ты не поверишь! Смотри сам, найди двадцать первую страницу, раздел “Соединенно”…

Оська нашел. Прочитал: “ИО. Будем держаться соединенно для взаимной поддержки (или помощи)”.

— Ну что? Разве не для тебя с Нориком сигнал?

— Ховрин… Ты специально так подыскал?

— Что специально? Флаги выбирал для ваших юнмаринок? Или эту книгу печатал в давние времена?.. По-моему, это судьба.

“По-моему, тоже…”

Оське очень захотелось оказаться рядом с Нориком. Чтобы они, как флаги, соединились в один сигнал!.. Но вспомнил: сегодня Норика едва ли что-нибудь обрадует…

— Ладно, я пойду…

— Гуляй… Кстати, зачем тебе бинокль-то?

— Не мне, а Норику… — Оська погрустнел еще больше. — Он хочет ночью смотреть с балкона в море. Там около полуночи будет идти теплоход “Согласие”. А на нем — его мама…

— Что за чушь ты несешь!

— Никакая не чушь! Ее и других женщин, которых решили судить, переправляют в Цемесск. Это дядя Норика, Игорь Данилович, разузнал. Потому что в Среднекамске дело рассыпалось, а власти там хотят, чтобы этих женщин все равно засудили! Чтобы для других была наука: не протестуйте больше, не мешайте отправлять солдат, куда генералы приказали! Потому что в Саида-Харе стрельба вроде бы поутихла, а в Хатта-даге и на границах Йосской области новые заварухи. Им, генералам-то, как без того? Не воюешь — не живешь… — Это Оська повторил слова Норика. Но от души.

— Подожди ты с генералами… Почему именно Цемесск? Где он и где Среднекамск! Бред какой-то…

— Потому что тот спецназовец, которому покарябали рожу, оказывается, из Цемесска. Был в Среднекамске на какой-то… этой… стажировке. Учился, как лучше с тетеньками сражаться. И теперь какие-то прокурорские начальники потребовали: пусть дело передадут в цемесский военный суд. А он уж всем подсудимым выдаст на полную катушку, не то что присяжные заседатели в Среднекамске…

— Откуда это стало известно?

— Я же говорю, от дяди Игоря. Он сумел это разузнать. Говорит, по каким-то “каналам”.

— Ну, а почему их морем, а не сушей везут?

— Не хотят рисковать. Поезда у Хатта-дага все время атакуют террористы, а другой линии на Цемесск нет.

— А из какого порта пойдет “Согласие”?

— Их привезут в Карск. Там федеральная военная база, у нее своя ветка. А в Карске посадят на теплоход.

— Ловко… Это тоже дядя Игорь узнал?

— Да. Норик говорит, что у него какие-то связи… Он даже узнал, что “Согласие” выходит из Карска сегодня в шестнадцать часов. Значит, мимо нас пойдет ночью…

— Ну и что Норик увидит в бинокль? — горько сказал Ховрин.

— Не знаю. Может, хоть огоньки. И будет знать, что мама там где-то…

— До чего же сволочной мир, — сказал Ховрин. Сел к столу, положил на него сжатые кулаки.

Оська обошел его, заглянул в лицо. Оно было твердым и… таким, когда Ховрин обдумывал какую-нибудь жгучую газетную тему.

— Ховрин… что-то можно сделать?

Лицо обмякло.

— Что? Разве только вместе с Нориком поглядеть в бинокль. И помахать руками…