Михаил Гранд

Помощь Извне

Строфа ( I )

Mutato nomine de te fabula narratur… 1)

Сквозь грязное стекло пробивались солнечные лучи. В тусклом свете кружились клубы застарелой пыли. Комнатное пространство зависло в могильной тишине. Тишине тяжелой, влажной и липкой. Лишь монотонное гудение, доносящееся из кухни, нарушало уютный покой.

После восьмичасового сна парень рефлекторно проснулся. Когда-то у него был энурез, но с тех пор, как он излечился в одной “конторе”, прошло уже почти пять лет. Сейчас же он опять обмочился, кровать под ним была обильно мокрой и теплой, и это почему-то его слегка успокаивало.

– Странно-странно, куда могла уйти мама, да еще в такую рань? – спросил он себя и пошел на назойливый звук.

Парня в черных тапочках и желтым пятном на пижаме зовут Джерри Томбстон, ему 20 лет от роду. По пути

_____________

Если изменить имя, – то история эта рассказывается о тебе… (лат.)

на кухню он завернул в туалет справить малую нужду. В такой спокойной обстановке, да еще после сна звук казался оглушительным. Это вибрировал магнит, присоединенный к холодильнику “Донбасс”. Под ним висела записка:

Завтрак на столе,

накрыт газетой.

Чай кончился…

Дальнейшее содержание послания обрывалось так же внезапно, как и бумага, на которой оно было написано.

– Что ж, поем без чая, – сказал парень к пустой кухне и сел за стол.

Вдруг выражение болезненного отвращения перекосило Джеррино лицо. В разбитом окне он обнаружил тело изувеченного ворона (причем, без головы). Оно застряло там, и пока умирая, пыталось выбраться, заляпало все стекла птичьей кровью. На столе, словно конфеты под елкой, были небрежно разбросаны насекомые. Все полумертвы, лежали на спине и конвульсивно подергивали лапками.

“Неужели Марго снова обрызгивала квартиру дихлофосом?” – подумал Джерри.

Приподняв газету, он увидел как таракан, размером со спичечный коробок, сидит возле его еды и чистит свои длинные усы. Заметив приближение руки, паразит мигом уполз, и кулак, со стуком, от которого по всему дому разнеслось мертвое эхо, опустился на дубовый стол, как на крышку гроба.

Нервным движением Джерри отер лоб. В замешательстве взял, как ему казалось бутерброд с ветчиной и сыром. Жадно затолкал пищу в рот и начал жевать. Хлеб хрустел под зубами, как вороний клюв. А может это вороний клюв хрустел, как сухарики. Покончив с трапезой, он произнес:

– Спасибо, все было изумительно вкусно.

Эти слова никому не адресовались. Они прозвучали настолько безразлично спокойным, будничным тоном (хоть кол на голове теши), что можно подумать, будто у него легкое помутнение в рассудке. Или, что тоже нельзя исключать, парень впал в некий гипнотический транс. Но, как бы там ни было, он взял записку с холодильника, и одетый в пижаму и тапочки пошел в магазин “Теремок”, где по статуту продавцы выходили на работу в забавных костюмах бурых медведей.

На улице стояло начало августа. Мир казался беззаботным и приятным; небо синее, местами покрыто клубами беловато-серого дыма, день ясный и чистый, как звук колокола. А легкий ветерок, проходя через его волосы, словно подтверждал все это.

Задуманный ни о чем, на своей волне, Джерри медленно шагал в продуктовый магазин. В теплом воздухе проплывал необычный, густой запах. Он казался материальным – гнилой и едкий, чем-то похожий на затхлую плесень. Приняв полную грудь этого удушливого газа, у него все вдавилось в груди, как под прессом. Сердце забилось в горле, и он задышал, как грузовик, поднимающийся в гору на малой скорости. Джерри торопливо зашагал и начал с мрачной решительностью переминать записку в руках, думая, что это список продуктов, который мама попросила его купить. Казалось, парень был целиком поглощен разглаживанием бумажки, но внезапно он поднял ее к самым глазам, словно молитвенник, и забубнил себе под нос:

– Завтрак на столе, накрыт газетой. Чай кончился… О, нет! Не может этого быть! Чай кончился, чай кончился… О, нет!

На траве между тротуаром и проезжей частью валялся перевернутый трехколесный велосипед. Одно из колес еще лениво вращалось, но когда он посмотрел на него, оно остановилось. Вдруг из ниоткуда в голову парня заплыл туман, черный дым, в котором то и дело вспыхивали искры, и надежно там сгустился. Его глаза неестественно блеснули, как у сумасшедшего, и в один миг что-то в них потухло. Так гаснет свеча на чьей-то могиле, захлебываясь в собственном парафине. Джерри сделалось плохо. Улица проплыла перед глазами, словно ландшафт за окном бегущего поезда. Пройдя по инерции еще несколько шагов, он рухнул на заасфальтированный тротуар, как мешок костей.