Строфа ( II )

Загадочное место – это первое, что пришло Джерри на ум, когда он увидел, где находится. Тусклый свет, идущий отовсюду, освещал стены из земли и досок. Этот свет не был похожим на электрический; он оказался слишком желтым и слишком слабым. Скорее, как у керосиновой лампы. По всему периметру помещения в пол и потолок упирались деревянные опоры, прям как в шахтах (которые того и гляди – сломаются). Под ногами пол был выложен ровной кладкой красного кирпича, затянутым сине-серым мхом и лишайником, как поверхность надгробий. А в центре зала располагалось маленькое отверстие, формой своей напоминающее канализационный люк. Свет, льющийся из него, манил парня внутрь. И тихий, непринужденный шепот взывал его подойти. Можно было разобрать два слова: “Благие намерения”.

– Благие намерения, – засмеялся он. – Слыхали мы о таком. Говорят, ими дорога в ад вымощена. Как я вообще мог очутиться в таком месте? Не видно ни входа, ни выхода, только круглая дырка в полу, с которой доносится причудливое бормотание. Это же безумие! Полная чушь! Я ведь сплю, – пытался утешить себя Джерри. – Верно?

Вдруг он стал сознавать, что все еще держит ту самую записку и отбросил ее.

– Подойди ближе! – раздался упрямый голос из отверстия.

Внезапно в его воображении промелькнул образ волка, одетого в костюм бабушки и говорящего Красной Шапочке: “Это чтобы лучше видеть тебя, милая. Пожалуйста, подойди немного поближе…”

– Кто там? – закричал он, подавшись назад.

Ответа не последовало.

“Идти, или оставаться на месте? Оставаться на месте или идти?” – пытался принять решение юноша.

Он постоял там еще немного, важно бросив длинную тень от тусклого освещения. И спустя минуту размышлений, любопытство взяло верх над страхом перед неизвестностью. Осторожно, словно по только что вымытому полу, он начал медленно подходить к крышке люка. В его движениях не было свободы, он крался, как крадутся воры, чтобы никем не быть замеченными. Наконец осознав всю серьезность ситуации, парень почувствовал себя испуганным ребенком, приближающимся к отрытой могиле, которого что-то насильно заставляет продолжать идти.

– Что это за чертовщина? – озадаченно спросил он, не обращаясь ни к кому конкретно, и посмотрел вниз.

Внутренняя кирпичная поверхность была покрыта чем-то, о чем он и думать не хотел. На стене висел ряд ступенек, ведущих неведомо как далеко. Но на глубине примерно в десять метров, парень увидел свое отражение.

“Это похоже на колодец с лестницей”, – подумал он и почувствовал что-то зловещее в этом месте.

– Спускайся вниз, – дружелюбно предложил таинственный голос, отдаваясь эхом по кирпичным стенам колодца.

– Ну, хорошо, хорошо, – послушно ответил Джерри, словно был под гипнозом. – Но что дальше? Если там мокро, то говорю сразу – нырять я не собираюсь.

Ответа не последовало.

Стальная лестница поскрипывала под весом тела. Казалось, что его сердце наполняется ледяной водой, возможно, такой же, как и внизу. Пройдя, как он рассчитывал, четверть пути, вместо очередной ступеньки или воды его нога наткнулась на твердую поверхность. Но не тут-то было – твердый материал оказался обманчивым, и как только обе ноги разместились на “твердой поверхности”, она прогнулась, словно педаль газа в машине. После чего сразу же кашляющим лаем грянул гром, взрывной звук, треск наподобие фейерверка, и люк над его головой с протестующим визгом закрылся.

“Ты в ловушке”, – услужливо сообщил ему ледяной, отвратительный голос, зазвучавший в его собственной голове.

Похоже, теперь Джерри придется остаток своих дней провести вот в этой западне, в этой вертикальной могиле. Дала о себе знать и клаустрофобия. Она нашептывала что-то свое в его уши – голосом грубым, как наждак. Теперешнее положение Джерри мысленно перенесло его в прошлое… он смог представить себе предсмертный вопль родной сестры Патриции, лужу крови вокруг ее головы и, не выдержав напряжения, вызванного старыми воспоминаний, зажмурился!

Она родилась в смирительной рубашке (плюс с заячьей губой и волчьей пастью), и росла довольно нервным ребенком. Но смогла прожить только 9 жалких годиков. В рядах живых граждан ее нету уже 7 лет. Мертвая сейчас и навсегда, лежит в маленьком ящичке. Почти так же, как сейчас ее брат, окутана сплошной мглой, в заточении. Ей уже никогда не узреть дневного света. Больше ее маленькое тельце не вырастит… ну, может только в могиле.

Когда сестру хоронили, ей не сложили руки на груди, как полагается, потому что для этого нужно иметь две руки. Вместо глаз ей положили две серебряные монетки. Левого глаза она лишилась еще в детстве, когда ей было три года. В те далекие времена их мать была “слишком занятой”. Весь день сидела дома, только ей и дел было, что болтать с почтальоном, да следить, чтобы ребенок в печку не залез…

Вот так однажды, пока мама отошла на кухню принести для дочери бутылочку с молоком, на детскую коляску спикировал огромных размеров ворон и, чувствуя легкую добычу, начал клевать ребенка. Чудовищно большой клюв то открывался, то закрывался, показывая красный язык, бархатный, как подушечка в гробу (кстати, Патриции мы положили под голову такую же – пушистую, с красного бархата). Когда мама прибежала на крики ребенка, она увидела, как желтая и липкая пена скатывается с клюва и разливается обильным потоком по лицу дочери, перемешиваясь со свежей кровью и детской слюной. Птица улетела, но в качестве трофея забрала с собой глаз младенца.