– Жанна, — обратился Марселанж к своей кухарке, — мне бы хотелось взять тебя в Мулен.

– В Мулен! — вскрикнула Жанна Шабрие, вытаращив глаза, как будто перед нею открылся рай. — А я только и мечтаю об этом с тех пор, как побывала в Пюи! Говорят, что в Мулене так хорошо! Но у господина Тюрши, должно быть, есть своя кухарка, и у госпожи Тарад тоже, и тогда…

– У госпожи Тарад только одна служанка, а ей нужны две, — возразил Марселанж. — И если сказать по правде, то мы уже говорили о тебе, когда она в последний раз приезжала сюда.

– В самом деле? Итак, я увижу Мулен и не расстанусь с вами! Возможно ли это, мсье? — изумилась Жанна, всплеснув руками.

– Не только возможно, но я даже могу обещать тебе, что это так и будет, — ответил Марселанж, улыбаясь своей кухарке.

В это мгновение за окном блеснула вспышка, раздался выстрел, стекло разлетелось вдребезги и Марселанж, пошатнувшись на стуле, рухнул лицом вниз. Ошеломленные этим выстрелом, слуги на секунду замерли в полной растерянности, потом бросились к своему господину, подняли его, положили на спину и поднесли свечу к его лицу. Его уже охватила мертвенная бледность, и кровь медленно струилась изо рта.

– Умер! — прошептал Пьер Сюшон.

Слуги переглянулись, испуганные, дрожащие и такие же бледные, как тело их господина.

– Убит! — закричала Жанна Шабрие и зарыдала.

Потом, обернувшись к слугам, которые стояли словно громом пораженные, она добавила, махнув рукой в сторону двора:

– Бегите же! Убийца там, его надо схватить! Бегите и приведите его сюда!

Три человека тотчас же бросились во двор.

– А ты, Лизона, — повернулась она к молодой крестьянке, — беги за доктором! Бедняжка умер! Негодяй стрелял метко, но все-таки беги, беги скорее!

Лизона выбежала наружу, а Жанна Шабрие, встав на колени возле убитого, лежавшего на полу, перекрестилась и стала шепотом читать молитвы.

Трое слуг, выбежавших с фонарями на поиски стрелявшего, тщательно осмотрели весь огромный двор, окружавший замок Шамбла, но не нашли ни убийцы, ни каких-либо его следов.

– Вот что меня удивляет, — сказал вдруг Пьер Сюшон. — Как это Юпитер не залаял на этого незнакомца, если он в куски разорвет любого из нас, кто осмелится выйти во двор, когда он спущен с цепи?

– А ведь правда! — согласились двое других.

– И почему, — продолжал Сюшон, — мы до сих пор не увидели и не услышали Юпитера, хотя уже десять минут ходим по двору?

– Это действительно очень странно, — заметил слуга Пикар.

– Почем знать, может быть, бедную собаку отравили?

– Пойдем глянем на его конуру.

Все трое направились туда, где стояла конура Юпитера. Они очень удивились, когда увидели, что его конура пуста.

– Куда делся бедный Юпитер?! — вскрикнул Пикар.

– Я не знаю, — ответил Пьер Сюшон. — Но, должно быть, убийца нашего господина знает дом так же хорошо, как мы с вами, а может быть, и лучше нас.

– С чего это ты взял?

– Юпитер не лаял, да и Блэк и Финета, у которых такое тонкое чутье, спокойно лежали у ног мсье.

– Блэк что-то слышал, он навострил уши и посмотрел за окно.

– Да нет, он опять лег и не залаял: это доказывает, что он знает убийцу.

– Хорошо, хорошо, все это надо рассказать судьям, возможно, это наведет их на след.

Убедившись в тщетности своих поисков, все трое вернулись на кухню. Они увидели там доктора, который, осмотрев тело, сказал серьезным голосом:

– Бесполезно, он мертв.

– Что же нам делать? — спросила Жанна Шабрие.

– Прежде всего надо предупредить госпожу Шамбла, — ответил доктор. — Кто-нибудь из вас должен на рассвете отправиться в Пюи.

Крестьяне переглянулись с тревожным видом.

– Ну, — спросила Жанна Шабрие, прямо смотря им в глаза, — неужели вы не хотите уведомить об этом дам?

– Нет, — смущенно ответил Пьер Сюшон, — мы не отказываемся, но…

– Что такое? — спросила Жанна.

– Нам кажется, что лучше бы доложить об этом несчастье господину Берже, мэру Лардероля, который знает законы и наверняка подскажет, что нам следует делать.

– Они, возможно, и правы, — сказала Жанна, обратившись к доктору.

– Это, по крайней мере, самый разумный шаг, — согласился тот.

– Так я поеду завтра на рассвете к господину Берже, — с живостью произнес Пьер Сюшон, обрадовавшись, что уклонился от не сулившего ничего хорошего путешествия к дамам в Пюи.