Шрифт:
Речи Клюева производили на слушателей незабываемое впечатление. Один из мемуаристов рассказывал о выступлении Клюева в вытегорском театре в июне 1919 года: «Мне трудно теперь вспомнить, о чем он конкретно тогда говорил, но помню, что революцию он образно сравнил с женщиной, размашисто шагающей по Руси. <...> Он умел к тому же позировать, привлекать к себе внимание. Как сейчас помню: стоит Клюев, одна рука приложена к сердцу, другая взметнулась вверх, воспаленные глаза сияют. Я никогда до того не слышал, что могут говорить так горячо и убедительно. Но многие его слова заставляли думать, что Клюев несомненно человек религиозный».
23 октября Вытегра провожала на фронт отряд добровольцев и мобилизованных; они шли защищать Петроград от Юденича. На проводах снова выступил Клюев. Местная газета отмечала, что его «задушевное братское пророческое слово» произвело на собравшихся «потрясающее впечатление». Одно из восклицаний, произнесенных Клюевым, сохранилось в воспоминаниях очевидца:
«...Под звуки революционного марша шагает спешно сформированный отряд на защиту красного Питера. <...> – «О, если бы я мог вырвать сердце, я понес бы его светильником вам», – горестно восклицает поэт Николай Клюев, провожая добровольческий отряд».
В 1919 году Клюев переживал мощный творческий подъем. Его стихи, статьи, рецензии, заметки систематически печатались в уездной газете. С.И. Субботин подсчитал, что каждый четвертый номер «Звезды Вытегры» за 1919 год содержал произведения поэта. Что касается стихов, то Клюев публиковал в «Звезде Вытегры» как новые, так и старые, уже известные вещи. Некоторые из его стихотворений 1919 года посвящены вытегорским коммунистам: А.В. Богданову, М.Н. Мехнецову или погибшему в декабре 1919 года на фронте В.А. Грошникову. При этом с небывалой прежде энергией Клюев отдавал свои силы публицистической прозе.
Перечислим (в порядке их появления в печати) одиннадцать наиболее крупных статей-очерков Клюева, опубликованных в «Звезде Вытегры» за его подписью: «Великое зрение» (6 апреля), «Красный конь» (19 апреля), «Огненное восхищение» (1 мая), «Алое зеркальце» (11 мая), «Сдвинутый светильник» (25 мая), «Красный набат» (4 июня), «Газета из ада, пляска Иродиадина» (15 июня), «Сорок два гвоздя» (9 июля), «Порванный невод» (3 августа), «Огненная грамота» (7 сентября), «Медвежья цифирь» (16 декабря). Сюда следует добавить очерк «Самоцветная кровь», напечатанный летом 1919 года в «Записках Передвижного общедоступного театра» (с уточняющим названием после текста – «Из Золотого Письма Братьям-Коммунистам»).
Эти произведения Клюева написаны страстным, «профетически» возвышенным языком поэта-проповедника, возносящего «Осанну» русской Революции и славящего нового человека, ею созданного, – «Красного Адама». «Коммунист я, красный человек, запальщик, знаменщик, пулеметные очи», – заявлял о себе Клюев в очерке «Огненное восхищение» (эпитеты типа «красный», «огненный», «алый», «багряный», «кровавый» и т.д. – ключевые в его словаре того времени).
Как и в годы первой русской революции, Клюев не устает обличать врагов – «богачей и льстецов», «людей насилия и хитрости, пособников угнетения». «Проклятие, – восклицает он, – проклятие вечное этой прожорливой смрадной саранче, попирающей ногами кровь мучеников и насмешливо помавающей своим поганым рылом искупительному кресту, на котором распинается ныне красная Россия». И поэт благословляет солдата-красноармейца, идущего сражаться «против господ за рабов, против тиранов за свободу»: «Да будет благословенно оружие твое, молодой воин!» («Красный набат»).
Но опять-таки Революция для Клюева прежде всего – великая религиозная мистерия: в ее очистительном огне сгорает старый мир и зарождается новый. «Все мы свидетели великого Преображения», – вещает поэт («Порванный невод»). «Ныне сошло со креста Всемирное слово. Восколыбнулась вселенная – Русь распятая, Русь огненная, Русь самоцветная...» – таков образ революционной России в очерке «Красный конь». Стиль и символика этих клюевских очерков – характерно библейские, но, скорее, в духе народно-религиозных представлений. «...В 25-й день октября 1917 года, – объяснял Клюев землякам-вытегорам, – <...> сломились печати и замертво пали стражи гроба. Огненная рука революции отвалила пещерный камень...» («Медвежья цифирь»). А в другом очерке («Огненное восхищение») Россия уподоблялась как бы сошедшей с иконы, неудержимо несущейся колеснице Ильи-пророка.
Однако непомерный восторг и «огненное восхищение» Клюева уже в те годы омрачались реальностью. Клюев полагал, что первоочередная задача Советской власти – заботиться о красоте и культуре, о сохранении духовных ценностей русского народа. «Чует рабоче-крестьянская власть, что красота спасет мир», – утверждал поэт («Медвежья цифирь»). Но народная культура в понимании Клюева была неотделима от религии и церкви, а как раз с ними велась в то время жестокая, непримиримая борьба. Не обходилось и без чудовищно, грубых надругательств над чувствами верующих. Все это тревожило Клюева. Летом 1919 года он возвысил свой голос в защиту «нетленных мощей» – их вскрытие в то время повсеместно проводилось властями. Обращаясь к «братьям-коммунистам», Клюев писал о «тайной культуре народа», о «прекраснейшем действе перенесения нетленных мощей», в котором проявил себя художественный гений народа. «...Неописуемое зрелище перенесения мощей, – восклицал Клюев, – где тысячи артистов, где последняя корявая бабенка чувствует себя Комиссаржевской, рыдая и целуя землю в своей истинной артистической одержимости» («Самоцветная кровь»). Теперь же эта народная красота, подобно Жар-птице, «трепещет и бьется смертно, обливаясь самоцветной кровью, под стальным глазом пулемета». И Клюев напоминает, что поруганная народная красота никогда «не остается не отомщенной».
Клюев много размышлял о судьбах народного искусства, о «Великом Народном Зрении», о символическом значении разного рода деталей в избе, церкви, вышивке и т.д. Он собирал по окрестным деревням иконы, древние рукописные книги и предметы старины – возможно, надеясь спасти их от уничтожения. Выступая перед вытегорами, он указывал им на непреходящую ценность этих вещей, их связь с «народной душой». Так, 14 января 1920 года на съезде учителей Вытегорского уезда Клюев говорил:
«Думают, подозревают ли олончане, <...> что наш своеобразный бытовой орнамент: все эти коньки на крышах, голуби на крыльцах домов, петухи на ставнях окон – символы, простые, но изначально глубокие, понимания олонецким мужиком мироздания? <...>