— Кру-гом! — взревел старшина.

Мальчики повернулись кругом, но, дойдя опять до «места несправедливости», повторили приветствие.

— Ну, и как вы расцениваете это событие? — напав наконец на тему, достойную поединка, осторожно произнес Тутукин и быстро потер ладонью большой шишковатый лоб.

— Я сделал бы внушение старшине и предупредил бы тем самым повторение грубости с его стороны.

— А отделение? — подвинулся с креслом к Русанову майор.

— Отделение? — не понимая еще, что вызов ему уже брошен, переспросил подполковник. — Они по-мальчишески остроумно протестовали против грубости взрослого.

— И вы толкнули бы воспитанников на новое организованное неповиновение! — уличающе воскликнул Тутукин.

Подполковник наконец понял, что бой начался, и, откинувшись на спинку кресла, медленно проговорил:

— А вы бы что сделали?

Он в самые острые минуты спора с Тутукиным переходил на «вы», майор же всегда помнил о различии возраста и звания.

— Старшину арестовал бы суток на пять — раз! Отделение лишил бы на две недели отпуска в город — два! — стал загибать пальцы Владимир Иванович.

— И этим самым, — по-прежнему медленно говорил Русанов, — из мухи раздули бы слона, фиксировали внимание всего отделения на проступке, придали ему окраску организованного неповиновения и, наказав всех оптом, превратили бы их в мучеников, пострадавших за правду, сплотили бы всех в желании коллективом же снова дать отпор.

— Но вы забываете, уважаемый Виталий Петрович, что наше училище неспроста называется военным. Понимаете, не только Суворовским, а именно Суворовским военным…

Спор разгорался, и только поздний час мог теперь прекратить его.

На самой верхушке огромной елки загорелась красная пятиконечная звезда. Она почти упирается в лепной высокий потолок актового зала.

К елке подошел генерал, и в зале наступила тишина.

— Дорогие товарищи! — негромким, но отчетливо слышным голосом сказал он. — Минувший год был годом героических побед нашей армии; в грядущем сорок пятом мы водрузим наше знамя над черным рейхстагом. Своим трудом здесь, в училище, мы вместе со всем народом куем победу. Желаю вам в наступающем году плодотворно работать. Советский офицер был, есть и будет лучшим офицером в мире: самым смелым, верным присяге, образованным и культурным. Желаю успеха, товарищи!

Заиграл оркестр. Когда он стал исполнять полонез, в первой паре, молодцевато приосанясь, пошел генерал с женой — худенькой, темноволосой женщиной. При поворотах генерал старался сделать незаметным свое прихрамывание.

Пара за парой поплыли вокруг елки танцующие. Шарканье подошв походило на негромкий морской прибой. В такт едва заметным приседаниям трепетали косы и пионерские галстуки у девочек, приглашенных из соседней школы.

Ребята впервые надели сегодня белые перчатки и чувствовали себя в них неловко.

Вдоль стен зала сидели матери, пришедшие с дочерьми на вечер.

Одна из них, маленькая, полная, с веселыми глазами, не отрываясь, с гордостью глядела на дочь, очень похожую на нее, — не верилось, что это ее Зинушка.

А та нет-нет, да и метнет в сторону матери быстрый взгляд, словно говоря: «Вот видишь, а ты не хотела пускать, не хотела давать свои туфли. Вот видишь…» И, слегка подбоченясь левой рукой, склонив к плечу золотистую головку, она плавно скользила в танце.

После танцев начались игры: в неизбежного «третьего лишнего» и в «кошки-мышки». Ребята затащили в круг математика Семена Герасимовича. Он вобрал голову в плечи, насадил плотнее на переносицу пенсне и с неожиданным для него проворством гонялся за девочкой в пестром джемпере. Казалось, вот-вот настигнет ее, но девочка ныряла в круг и уходила от преследователя. Когда, наконец, Гаршев поймал ее, ребята начали хлопать в ладоши, подскакивать, крича что-то веселое и непонятное в общем шуме.

«Почтальоны» в белых бумажных фуражках с крупной надписью «Почта» шныряли между играющими.

— Примите письмо! — Гербов сует сложенную бумажку Павлику Снопкову. Но, «почтальон» озабоченно озирается.

— Почта загружена! — бросает Снопков на ходу и пробирается в соседнюю комнату.

— Нашел! — радостно кричит он, увидя на диване рядом с Бокановым майора Веденкина и его жену Татьяну Михайловну.

— Товарищ майор, вам экстренное письмо, ответ оплачен…