Из некоей удобной фикции, к которой апеллировали правители для решения своих задач ведения войны и государственного строительства, нация сама становится агентом истории и постепенно начинает извлекать преимущества из своего нового положения. На начальных этапах государство использует нацию для создания более дешевой и дееспособной армии. В дальнейшем некоторым нациям в Западной Европе удается национализировать – одним более, другим менее успешно – государство и аппарат насилия в своих собственных интересах. Общая тенденция, таким образом, состояла в том, что сначала государства подчиняли себе идею нации и превращали их в инструменты для более эффективного государственного строительства. Впоследствии наиболее удачливым нациям удается превратить государство в инструмент для достижения своих национальных и гражданских целей. В такой трактовке нация постепенно становится тождественной самому гражданскому обществу.

Какова роль национальных столиц во всех этих процессах?

К сожалению, эта роль в формировании европейского национализма и идеи нации недостаточно хорошо осознана и артикулирована историками и социологами национализма. Бенедикт Андерсон пишет о роли газет, картографии и европейских романов в деле конструирования новой виртуальной идентичности, но практически не упоминает о столицах (Anderson, 1991). Но роль европейских столиц в этих процессах конструирования новой идентичности в деле эмансипации народа от интересов религии, аристократии, королевской власти была не менее важной, если не ключевой. Столица становится подлинным центром национальной консолидации и своего рода визуальной лабораторией национального воображения.

Нации для своего появления нужен центр, который сплачивает разрозненные группы и создает символы, которые легитимизируют существующую власть, создавая для нее более широкую социальную базу, и таким образом позволяют более эффективно вести государственное строительство. Такой центр, как мы видели, уже начал создаваться при режиме абсолютизма, но он был еще не совершенен, так как городское начало в столицах не позволяло им стать прочной и надежной базой власти монархов. Подъем нации позволил изменить эту ситуацию.

Национальная столица возникает как новая модель локализации власти – как альянс города и власти, экономики и системы насилия. Если пользоваться категориями Чарльза Тилли, можно сказать, что столица становится своего рода компромиссом между городами как центрами мобилизации капитала и государством как центром мобилизации насилия. Такой альянс становится возможным за счет создания новой, национальной, идентичности.

Один из городов, будучи агентом государства в урбанистической сети, встает на сторону государства в мобилизации политической власти, распространении ее на всю территорию страны. Столица реорганизует рынки, экономику и военное дело. Она становится посредником между государством и нацией: нация впадает в государство и образует с ним единый водный бассейн через свою столицу. До возникновения национальных столиц государство было бездомным. С появлением национальных столиц государство более плотно локализуется в урбанистической сети, прежде чуждой или даже враждебной ему.

Концентрация населения в столице служит тому, что последняя может с гораздо большими основаниями представлять себя в качестве легитимного центра представления интересов всей нации. Смещение демографического центра государства в сторону главных городов и резкий рост их населения давал столицам больше оснований для того, чтобы они могли представлять себя в качестве репрезентативных носителей интересов всего народа.

Кроме того, столицы становились «плавильным котлом нации» (Toynbee, 1970: 67). Стягивая людей из различных регионов и провинций страны, они, таким образом, символически замещали взаимодействие лицом к лицу, которое лежало в основе социальной солидарности в физических сообществах, на новый тип социальных уз и взаимодействия, подпитывая тем самым идею виртуального воображенного сообщества. Концентрация богатства в столице создавала условия для формирования консолидированного национального рынка и агломерации спроса.

Однако альянс насилия и города происходит за счет уступок и компромисса с обеих сторон.

Укрепление централизованных государств и бурное разрастание столиц породили проблемы, масштаб которых превосходил собственные ресурсы городов, что привело к активному вмешательству государственной машины в городскую жизнь. Столица становится не совсем городом, так как урезаются ее собственно городские функции. В результате компромисса город становится воплощением не собственно городских интересов, а интересов всей территории. Кардинальные перемены происходят в системе лояльности. Первичной в идентичности жителей становится верность нации или государству, а уже потом – городу.

Изменяется социальный облик города. Подъем столицы закрепил подъем социальных классов отличных от духовенства и аристократии. В традиционном обществе у каждого сословия было свое пространство. У короля – дворец, у аристократии – замок, у крестьянина – деревня, у духовенства-церкви и монастыри, у буржуазии и ремесленников – город. Подъем абсолютистского государства и последующее рождение национальной столицы ведет к появлению нового класса – государственной бюрократии, административных и гражданских служащих, с которыми старые городские сословия вынуждены делить свое жизненное пространство. Слуги короля и бога уступают свое место не только бюрократии, но и другим растущим городским классам и профессиональным сообществам. При этом столица еще с эпохи абсолютизма нередко затмевает даже сам двор.

Но в результате этого компромисса преобразуется и сама власть; она перестает быть абсолютной, постепенно уступая часть прерогатив парламенту и всему народу в лице его различных классов, который ищет представительства в парламенте и в столице.

Идея города и привилегии горожан – во всяком случае многие из них – распространяются на все население территориального государства. Столбовая дорога развития всей Европы – перенесение городских форм самоуправления и самоидентификации и отчасти даже быта на всю территорию страны и на все население. В результате все жители становятся в какой-то мере горожанами, то есть гражданами [19] .