— В этом мире меня на каждом шагу поджидают чудеса, странности и магия здесь в порядке вещей. За более чем полгода я смирилась и перестала чему бы то ни было удивляться. И знаешь — я повернулась к Фарану со счастливой широкой улыбкой, — для меня не будет удивительным, если этот конь окажется на самом деле каким-то демоном или заколдованным принцем. Я приму это как данность и поступлю согласно мудрому завету моих предков.

Фаран внимал моим словам как зачарованный, и смотрел так, словно пытался запечатлеть мое лицо в этот миг в своей памяти навечно.

— Какому? — выдохнул он.

Я усмехнулась и вновь вернулась к рассматриванию звезд, в который раз поражаясь, какие они тут большие и как их много. Но с ответом не помедлила.

— Предки говорили "Если не можешь изменить ситуацию, то стоит расслабиться и попытаться получить от нее удовольствие". Вот я и стараюсь получать удовольствие с каждым вдохом и каждым шагом. Серостью и трясиной повседневности я по горло была сыта и у себя дома.

Оставшееся время мы проехали в абсолютной тишине нарушаемой только мерным перестуком колес телеги и копыт Мрака, плетущегося следом. Добравшись до дома, я постаралась как можно быстрее и уютнее устроить своего нового питомца на конюшне, попутно объяснив ему правила поведения приличной лошади в чужой конюшне "не ломать, не кусать, не сбегать" и упорхнула наверх спать, даже забыв пожелать Фарану спокойной ночи.

Я жаждала остаться одна, но моему желанию не дали воплотиться — в комнате находилась Вестия.

— О, вы вернулись! Наконец-то, а то мы уже начали волноваться. Как прошла ярмарка? Удачно? Удалось купить коня?

Я уселась на кровать и принялась стаскивать сандалии на высокой шнуровке, очень похожие на древнегреческие.

— Да, все отлично. Коня купили. Я его уже в конюшню отвела и устроила там. Зовут его Мраком. Он очень умный, хоть и немного агрессивный.

Женщина нахмурилась и склонила голову на бок, внимательно рассматривая каждый сантиметр моего тела.

— Что-то случилось?

— Нет. Все в полном порядке. Я просто очень устала и хочу как следует выспаться перед завтрашним отъездом.

Вестия кивнула каким-то своим мыслям, ласково улыбнулась.

— Я понимаю. Отдыхай. Я обо всем расспрошу сына. — Она уже сделал несколько шагов к двери, когда видимо вспомнила. — Ах, да. Совсем забыла. Я тут тебе принесла твои вещи, которые были при тебе, когда мы тебя нашли прошлой зимой. — Женщина махнула рукой в сторону кресла у открытого окна. — Я подумала, что ты, возможно, захочешь взять что-то из них с собой в Университет.

Я на мгновение застыла. За те восемь месяцев, что я прожила в Эрлане, мне в голову ни разу и не пришло спросить, куда делась моя сумка с вещами. Мне просто некогда было еще и этим интересоваться — столько всего навалилось сразу. Вестия незаметно выскользнула из комнаты, оставив меня одну. Нет не одну, а наедине. Наедине с памятью, которою я все это время гнала подальше от себя. Медленно подошла к креслу. На нем лежали моя спортивная сумка и стопка одежды, что была на мне в тот роковой день — куртка, джинсы, свитер, носки и даже нижнее белье, на полу стояли мои замшевые сапоги. Я провела пальцами по ткани куртки, смяла в кулаке шерстяной свитер и вдохнула стойкий аромат моих духов, намертво впитавшийся в шерсть и показавшийся таким родным и близким, что на глаза непроизвольно навернулись слезы. Не обращая на них внимания, я переключилась на сумку. Медленно расстегнула молнию и раскрыла ее полупустое чрево: блестящая шелковая густо-синяя блузка, в которой я встречала новый год, запасной свитер и шарф, две пары перчаток, пакет с шампунем, мылом и зубной щеткой, косметичка с помадой, тушью и документами, разряженный мобильник и кошелек. Взяла в руки паспорт. Раскрыла, полюбовалась на свое ужасное, как и у всех, фото в паспорте. Вернула на место. К горлу подступил комок, ни вздохнуть и не выдохнуть, слезы потекли нескончаемым потоком. Я схватила все, что у меня осталось от моей старой жизни, и бросила на кровать, опрокинула сумку, высыпая ее содержимое на покрывало, отбросила ее и с то ли стоном то ли всхлипом повалилась на всю эту кучу и постаралась зарыться в нее, стать ее частью. Меня душили рыдания. Все то, что я все это время упорно загоняла в себя, выплеснулось наружу — отчаяние, страх, боль, тоска, жажда вернуться домой обуяли меня и заставляли буквально трястись от рыдания. Вдохнуть удавалось через раз и только спустя какое-то время, я поняла, что не просто рыдала, я буквально выла от тоски, от желания вновь обнять маму, услышать дедушкино ворчание и увидеть папину улыбку; желание вернуться и рассказать всем им — друзьям, родным — так много того, что я не сказала раньше.

Эта буря чувств нахлынула на меня с головой, очень долго крутила в своем водовороте, но все же выбросила опять в реальность, ослабевшей, хрипящей сорванным горлом и совершенно мокрой от слез. Так я не плакала никогда в жизни, но на душе, как ни странно, стало немного легче, пропало то пожирающее меня заживо чувство глубокого отчаяния, оставив после себя мягкою и светлою надежду на будущее. На то что бы встать, заново переложить все вещи в сумку, и переодеться самой ко сну не было ни сил, ни желания, и я, подтянув к себе поближе подушку, так и уснула на груде вещей…нет…на осколках своего прошлого, обещавших подарить мне счастливые сны-воспоминания.

Я уснула даже не подозревая, что вместе со мной за окном плакал дождь, барабаня по подоконнику.

Фаран задумчиво смотрел вслед стремительно исчезнувшей в недрах дома Сайфе. После того откровенного разговора, по пути домой девушка полностью ушла в себя, ни на что не реагируя, и даже не пожелав ему спокойной ночи, умчалась к себе.

За его спиной раздалось звонкое, вызывающее ржание и пару глухих ударов. Фаран тяжело вздохнул и вернулся в конюшню, что бы приструнить зарвавшегося жеребца и внимательнее к нему присмотреться. Что-то в нем было не так. Мужчина не знал что именно, но смутные подозрения неотступно глодали его душу, не давая покоя, настойчиво вертящейся на задворках сознания мыслью.

В сарае было темно хоть глаз выколи. Ни одного огонька, как всегда. Их нерадивый конюх в который раз забыл оставить светильник в помещении и забрал его домой. Мужика совершенно не волновало то, что кто-то может покалечиться, споткнувшись обо всюду разбросанный конюшенный инвентарь. Если бы Фаран был человеком, то он, несомненно бы, высказал все что он думает о таком "незаменимом" работнике. Благодаря врожденным особенностям он легко добрался до последнего углового стойла, ни разу даже ничего не задев. Там его встретила только пустота.