Шрифт:
У каждого столика стояли четыре стула. В конце концов мы подсели к бабуле, читающей с помощью лорнета «Сельскохозяйственную газету». Перед бабулей была пустая тарелочка и недопитая чашка кофе.
— Эта вроде бы скоро отвалит, — шепнула мне Яна.
В свои девятнадцать она еще могла не знать, что старушка, погруженная в проблемы сельского хозяйства, способна отвалить часа через два.
— Вы не возражаете?
Такой вопрос был предписан правилами хорошего тона. Старая дама опустила ворох газет, скрепленных деревянной планкой, и отвела лорнет.
— Ах, пожалуйста, — воскликнула она любезно.
Только я помог веснушчатой надоеде снять пальто и мы сели за столик, как появилась официантка.
— Девушке грог, — заказал я, — а мне можно сухой мартини.
— Его нет, — официантка покачала головой. — Вермут?
— Давайте, — согласился я.
— А грог, — седая официантка улыбнулась, — грог без воды?
Она помнила меня. И в ее улыбку закралась грусть. На сей раз рядом со мной была не Геда. Мои воспоминания… Мои сентиментальные воспоминания…
— Как это… без воды? — удивилась Яна.
— Обычный грог. — И я послал официантке ответную улыбку.
Сюда мы ходили с Гедой в наш первый год. Сидели здесь вместе над учебниками. И навсегда остались преданы этой кондитерской. Из какого-то суеверного чувства благоговения, что ли. Хотя меня это потом стало раздражать. Но я твердо знал: если спустя столько лет мне когда-либо и удавалось доставить Геде настоящее удовольствие, так это когда я звал ее сюда. Удовольствием, однако, это было лишь для нее.
Раскусила ли нас седая официантка? Скорее всего — да, хотя, может быть, и нет, ведь все те годы мы могли ей казаться не более чем скучающей супружеской парой. А Геда всегда заказывала чистый горячий ром. В последнее время, правда, пани редактор Маркова пила не простой, а импортный «Кей».
— Что с тобой? — спросила заботливо Яна.
— А что? — встрепенулся я.
— У тебя такое лицо…
— Извини.
Она пожала плечами:
— Это твое дело… если ты ходишь со мною по своим заветным местам. Пустился в воспоминания, да?
— Угадала, — сказал я, — тебя это задевает?
— Не знаю, — ответила Яна, — смотря о чем ты вспоминал. Ты не пьешь грог?
— Нет.
— Ага, — сказала надоеда, — значит, это твоя подруга любила чистый ром.
— Соображаешь, — похвалил ее я.
— Вредная привычка, — не дала себя сбить Яна, и ее передернуло: — Бр-р, чистый ром. Она, должно быть… — наступила пауза.
— Что ты хотела сказать?
— Меня иногда заносит, — мудро заметила Яна.
— Вот, пожалуйста. — Официантка поставила перед нами вермут в узком высоком бокале и пузатый дымящийся сосуд с грогом.
— Спасибо.
— Пирожные закажете?
Эта официантка всегда спрашивала насчет пирожных. Я вопросительно взглянул на Яну. Она капризно надула губы.
— Выходит, что нет, — сказал я.
Официантка отвернулась.
— Не люблю сладкое, — пояснила Яна.
Старушка с лорнетом внезапно отложила газеты:
— Подождите, я расплачусь.
Геда тоже не любит сладкое.
— До свидания, — попрощалась с нами старушка. И мне показалось… мне показалось, что она подмигнула Яне.
— А с этим своим парнем ты в самом деле покончила? — спросил я. — Или вчера просто так сболтнула?
— А тебе действительно интересно?
— Разумеется.
— Тогда сбавь обороты, — усмехнулась Яна, — не собираешься ли ты после двух дней знакомства меня ревновать?
— Я не это имел в виду.
— А что ты имел в виду? — Она слегка подула на свой грог, он еще не успел остыть.
— Да так, — сказал я. — Что ты вообще за человек?
— У меня есть одна неприятная черта, — кокетливо ответила Яна, — я ужасно люблю мистифицировать.
Девица начала мне надоедать.
— Извини, — я взглянул на часы, — у меня дела. Оставлю тебе деньги, ладно? — Я достал купюру, положил ее на красноватый блестящий стол и допил свой вермут.