Та, которая пришила своего мужа, не переставая, компостировала нам мозги, что она не виновата. Проститутка ревела из-за детей. Только мы с воровкой вели себя более или менее спокойно. Но они все знали, какой приговор им накатают. А со мной еще неизвестно, что будет.

30 АВГУСТА

Я пока еще в изоляторе. Обыкновенное психиатрическое отделение, только решетки повсюду. Каждый день вызывают на обследования к психологу. Заполняю разные тесты, кучу тестов. И разговоры все про то же – что я думаю, чего хочу. Тысячи вопросов.

1 СЕНТЯБРЯ

Между обследованиями я ничего не делаю. До обеда нас сгоняют в одно место, чтоб мы все были на виду. Кормежка тут неплохая, намного лучше, чем в тюряге. И телевизор смотреть разрешают. Я тоже смотрю» давно перед этим ящиком не сидела. Никогда особенно им не интересовалась, но здесь это единственное развлечение для местных дамочек. Тут никто никого ни о чем не спрашивает, каждый, разумеется, считает себя невиновным. Вечером нас быстро загоняют спать. По ночам санитар ходит по палатам с фонариком, проверяет, не пытается ли кто ненароком кого-нибудь придушить. Я из-за него постоянно просыпаюсь. У меня вообще всегда было плохо со сном. Не знаю, как там родители. Со мной контактирует только адвокат. Кажется, во время следствия никакие свидания не разрешаются. Но еще вопрос, захотели ли бы родители меня видеть.

4 СЕНТЯБРЯ

Теперь меня обследует психиатр. Спрашивает про болезни, про неполадки в мозгу. И это их бесконечное «почему». Не знаю я, почему. Я уже ничего не знаю.

5 СЕНТЯБРЯ

Так называемый старший персонал обращается с нами нормально, как с обычными пациентами. Врач, вроде, ничего. У меня уже на них глаз наметан, есть с чем сравнивать. Этому все хочется знать досконально. Только в причинах он не сильно разбирается. Да, наверное, никто никогда не поймет эти причины. Он мне говорит, что я скрытная и чего-то недоговариваю. Естественно, недоговариваю. Моя жизнь – это мое дело. Я здесь не на терапии у Когана, а всего-навсего борюсь за то, чтобы приговор был полегче. Хотя все это бесполезно. Что теперь можно сделать? Только подчиниться им и рассказывать, рассказывать, все время рассказывать о себе. А что я сама о себе знаю? Тоже немного. У меня особенно и времени-то не было, чтобы остаться самой с собой наедине и поразмыслить на трезвую голову, кто я есть.

6 СЕНТЯБРЯ

На этот раз милиция пожаловала ко мне в отделение. Рассказали про смерть Альфы. Снова те же самые вопросы. Нервы уже не выдерживают. Вдруг я ни с того ни с сего бросилась на одного из них. Оки зовут санитара, привязывают меня ремнями к кровати. Сестра вкалывает мне укол, и я проваливаюсь куда-то в темноту.

10 СЕНТЯБРЯ

Три дня меня держали связанную, накачивали фенацетином. Мне уже все было безразлично. Наведался адвокат. Сказал, что скоро суд, но это будет зависеть от моего состояния. Врачи должны решить, смогу ли я присутствовать на суде. Я в полном отрубе, и до меня мало что доходит. Здесь очень нервная остановка. Все время кто-то кричит, постоянно кого-нибудь вяжут ремнями или наряжают в смирительную рубашку.

Если кто-то начинает буянить, санитары его сразу бьют.

Конец человечности?

Здесь нет людей.

13 СЕНТЯБРЯ

От скуки пытаюсь заводить разговоры с другими больными.

Здесь каждый живет как бы в своем измерении. Измерений много, потому что все пытаются выжить в этом мире. У меня тоже свое измерение. Не знаю, насколько все они здесь действительно больные. Может быть, как и я, борются за себя. Но только я не симулирую, Потому что у меня уже ни на что больше не хватает сил, кроме как только быть самой собой. Мне дают какие-то таблетки. Может, я действительно чем-то больна? А может, их здесь всем дают? Но от таблеток я стала лучше спать, и кошмары не так мучают.

С адвокатом я говорю обо всем, но только не о родителях. Слишком больная тема. Одна сплошная боль.

Привозят новых женщин. Большей частью это убийцы. Чаще всего они убивают собственных детей. А чем я от них отличаюсь? Я тоже убиваю ребенка своих родителей. Убиваю родителей. А это преступление из преступлений – губить человеческие души. Нам здесь можно устроить один общий суд. Показательный процесс: каким способом один человек уничтожает другого человека.

23 СЕНТЯБРЯ

Закончился первый день суда. Меня туда везли уже без наручников. Показания, полно свидетелей. Не понимаю, откуда взялось столько свидетелей. На скамье подсудимых сидит пять человек – четверо парней и я. Альфа уже по другую сторону от всего этого. Сегодня мы только давали показания. Расхождений почти никаких, так что дело, наверное, надолго не затянется.

24 СЕНТЯБРЯ

«Свидетели обвинения, свидетели защиты, прошу встать. Суд идет».

Родителей в зале нет. Это даже к лучшему. Все-таки легче. В моем деле собрано абсолютно все, вся моя биография, начиная с четырнадцати лет. Откуда им это известно?

25 СЕНТЯБРЯ

Статья 21, параграф 1: «Не считается совершившим преступление тот, кто ввиду умственного недоразвития, психического заболевания или других нарушений психических функций не мог в момент совершения преступления отдавать себе отчет в значении совершаемого или же контролировать свои действия».

Сегодня эксперты представили суду предложение о применении ко мне этой статьи. Пока что до меня это не очень доходит. Получается, что я все-таки чокнутая?

26 СЕНТЯБРЯ

Огласили приговор. Не могу поверить. Я свободна. Мне велели отправляться домой и ждать повестку на принудительное лечение. Значит, опять конец свободе.

Двоих парней тоже отправляют на принудительное лечение, но после им все равно придется отсидеть свое. Двух других – сразу за решетку, на два года.

Вернулась домой. Родители ничего не говорят. Полная тишина.