Ясность ясеневая, зоркость явороваяЧуть-чуть красная мчится в свой дом,Как бы обмороками затовариваяОба неба с их тусклым огнем.Нам союзно лишь то, что избыточно,Впереди не провал, а промер,И бороться за воздух прожиточный —Эта слава другим не в пример.И сознанье свое затовариваяПолуобморочным бытием,Я ль без выбора пью это варево,Свою голову ем под огнем?Для чего ж заготовлена тараОбаянья в пространстве пустом,Если белые звезды обратноЧуть-чуть красные мчатся в свой дом?Чуешь, мачеха звездного табора,Ночь, – что будет сейчас и потом?
7
Напрягаются кровью аорты,И звучит по рядам шепотком:– Я рожден в девяносто четвертом…– Я рожден в девяносто втором…И, в кулак зажимая истертыйГод рожденья, с гурьбой и гуртомЯ шепчу обескровленным ртом:– Я рожден в ночь с второго на третьеЯнваря в девяносто одномНенадежном году, и столетьяОкружают меня огнем.
* * *
Я молю, как жалости и милости,Франция, твоей земли и жимолости,Правды горлинок твоих и кривды карликовыхВиноградарей в их разгородках марлевых…В легком декабре твой воздух стриженыйИндевеет – денежный, обиженный…Но фиалка и в тюрьме – с ума сойти в безбрежности! —Свищет песенка – насмешница, небрежница,Где бурлила, королей смывая,Улица июльская кривая…А теперь в Париже, в Шартре, в АрлеГосударит добрый Чаплин Чарли —В океанском котелке с растерянною точностьюНа шарнирах он куражится с цветочницей…Там, где с розой на груди в двухбашенной испаринеПаутины каменеет шаль,Жаль, что карусель воздушно-благодарнаяОборачивается, городом дыша, —Наклони свою шею, безбожницаС золотыми глазами козы,И кривыми картавыми ножницамиКупы скаредных роз раздразни.
* * *
Я видел озеро, стоявшее отвесно.С разрезанною розой в колесеИграли рыбы, дом построив пресный.Лиса и лев боролись в челноке.Глазели внутрь трех лающих порталовНедуги – недруги других невскрытых дуг.Фиалковый пролет газель перебежала,И башнями скала вздохнула вдруг, —И, влагой напоен, восстал песчаник честный,И средь ремесленного города-сверчкаМальчишка-океан встает из речки преснойИ чашками воды швыряет в облака.
* * *
На доске малиновой, червонной,На кону горы крутопоклонной —Втридорога снегом напоенныйВысоко занесся санный, сонныйПолугород, полуберег конный,В сбрую красных углей запряженный,Желтою мастикой утепленныйИ перегоревший в сахар жженый,Не ищи в нем зимних масел рая,Конькобежного фламандского уклона,Не раскаркается здесь веселая, криваяКарличья в ушастых шапках стая, —И, меня сравненьем не смущая,Срежь рисунок мой, в дорогу крепкуювлюбленный,Как сухую, но живую лапу кленаДым уносит, на ходулях убегая…
* * *
Я скажу это начерно, шепотом —Потому что еще не пора:Достигается потом и опытомБезотчетного неба игра…И под временным небом чистилищаЗабываем мы часто о том,Что счастливое небохранилище —Раздвижной и прижизненный дом.
* * *
Небо вечери в стену влюбилось —Всё изрублено светом рубцов, —Провалилось в нее, осветилось,Превратилось в тринадцать голов.Вот оно – мое небо ночное,Пред которым как мальчик стою:Холодеет спина, очи ноют,Стенобитную твердь я ловлю —И под каждым ударом таранаОсыпаются звезды без глав:Той же росписи новые раны —Неоконченной вечности мгла…
* * *
Заблудился я в небе – что делать?Тот, кому оно близко, – ответь…Легче было вам, Дантовых девятьАтлетических дисков, звенеть.Не разнять меня с жизнью – ей снитсяУбивать – и сейчас же ласкать,Чтобы в уши, в глаза и в глазницыФлорентийская била тоска.Не кладите же мне, не кладитеОстроласковый лавр на виски,Лучше сердце мое расколитеВы на синего звона куски…И когда я умру, отслуживши,Всех живущих прижизненный друг,Чтоб раздался и шире и вышеОтзвук неба во всю мою грудь!
* * *
Заблудился я в небе – что делать?Тот, кому оно близко, – ответь! —Легче было вам, Дантовых девятьАтлетических дисков, звенеть,Задыхаться, чернеть, голубеть…Если я не вчерашний, не зряшный —Ты, который стоишь надо мной, —Если ты виночерпий и чашник,Дай мне силу без пены пустойВыпить здравье кружащейся башниРукопашной лазури шальной…Голубятни, черноты, скворешни,Самых синих теней образцы —Лед весенний, лед высший, лед вешний,Облака – обаянья борцы, —Тише: тучу ведут под уздцы!
